Сыщик-убийца
Шрифт:
Наш друг вошел в свою роль и с замечательной гибкостью подчинялся требованиям своей новой профессии, о которой он раньше не имел и понятия.
Сразу, и единственно силой своей воли, он стал безукоризненным метрдотелем.
Другие слуги, с которыми он был в наилучших отношениях, молча признали его превосходство и нисколько этим не оскорблялись.
Постоянно наблюдая и говоря как можно меньше, Рене все изучал, не оставляя без анализа ни малейшего факта. Но ничего подозрительного
Мистрисс Дик-Торн казалась нежной матерью, думающей только о счастье своей дочери. Ничто не выдавало в ней бывшую куртизанку и сообщницу убийц доктора.
«Я здесь напрасно теряю время, — начал думать Рене. — Вероятно, Жан Жеди был обманут отдаленным сходством».
Последний являлся каждый день на угол улицы Берлин.
Мнимый Лоран находил всегда случай выйти из дома на несколько минут, чтобы переговорить с бандитом, уверенность которого оставалась по-прежнему непоколебимой, несмотря на отрицательные результаты наблюдений Рене.
— Надо торопиться, старина, — неизбежно заканчивал он каждый раз беседу. — Я хотел бы уже жить доходами с моего капитала.
Легкое нездоровье дочери Клодии продолжалось очень недолго.
Благодаря лечению Этьена Лорио молодая девушка скоро совершенно оправилась и, казалось, еще похорошела.
Молодой доктор, по настоянию мистрисс Дик-Торн, делал визиты довольно часто. Он рассчитывал встретить в доме большое общество и завязать знакомства, которые могли быть ему полезны в будущем.
Рене Мулен находил очень естественным эти частые визиты. Он и не подозревал, что молодой человек с серьезным и даже немного печальным лицом страстно любит Берту и что его сильнейшим желанием было увидеть его — Рене Мулена.
Мистрисс Дик-Торн назначила наконец день первого приема.
До срока осталось около недели, и мнимый Лоран уже занимался приготовлениями: вел переговоры с декоратором, садовником и прочее.
Каждый день рассылались приглашения. Ни одно из них не попадало на почту, не пройдя через руки Рене, и часто он сам писал на конвертах адреса, которые давала ему Клодия.
В этот день Клодия сидела перед изящным бюро в маленькой гостиной, смежной с ее спальней. На столе виднелись перо, чернильница и рядом — кипа писем.
Клодия надписывала адреса на конвертах, Оливия, положив на колени изящный бювар, занималась тем же.
— Что, милая, ты закончила? — спросила мистрисс Дик-Торн.
— Нет еще, мама, но почти, — ответила девушка. — Осталось написать только три адреса.
— Кончай скорей…
— Ты дашь мне еще?…
— Нет… мы закончим завтра.
— Отчего же не сегодня?
— Нам надо ехать… Разве ты забыла,
— Да, я забыла об этом.
— Неужели ты нисколько не кокетка?
— Мне кажется, что нет… разве это дурно?
— Конечно! Молодая девушка должна думать о своих бальных туалетах!
— Ты думаешь за меня, мама.
— Да, я хочу, чтобы все восхищались тобой.
— Зачем?
— Ты не была бы дочерью Евы, если бы не хотела блистать.
— Я хочу только одного… никогда не расставаться с тобой.
— Но, моя дорогая, балы, которые я хочу давать, не разлучат нас.
— Может быть… — заметила Оливия с особенным ударением.
— Как, может быть?
— О! Я хорошо понимаю твои мысли!
— Тогда скажи, что ты поняла!
— Ты думаешь выдать меня замуж.
— Это долг матери — заботиться о судьбе дочери.
— Ты будешь давать балы в надежде найти мне мужа.
— Однако ты очень проницательна.
— Значит, я верно угадала?
— Да, Оливия… Я все думаю о твоем будущем… Ты знаешь, что отец, умирая, оставил нам очень небольшое состояние. Значит, твоя красота, грация, твои таланты должны служить тебе приданым. К счастью, ты хороша, как ангел, и достаточно увидеть тебя, чтобы полюбить и, стало быть, жениться.
— Но если тот, кто будет моим мужем, разлучит меня с тобой?
— Я надеюсь, что ты приобретешь над ним такую власть, что он этого не сделает.
— Так я должна буду выбирать между теми, которые у нас будут бывать на балах?
— Нет, мой выбор уже сделан.
— Уже!
— Да.
— Я его знаю?
— Нет еще…
— Когда же ты мне его покажешь?
— Скоро.
— Это не ответ.
— Вероятно, в день нашего первого бала.
— Значит, через неделю?
— Да, через неделю.
— Это молодой человек?
— Да. Молодой и очень богатый.
— А он не урод? — спросила с беспокойством Оливия.
— Он прекрасен во всех отношениях, — ответила с улыбкой мистрисс Дик-Торн, — я уверена, что он тебе понравится.
— А я понравлюсь ему?
— Неужели же нет!… Впрочем, если мой план не удастся, найдутся и другие партии. Иди же одевайся: мы сейчас поедем.
Как только девушка вышла из комнаты, Клодия поспешно взяла одно из писем, отложенное в сторону.
— Я хочу, и это должно устроиться, — прошептала она, обмакивая перо в чернила. — Это он! Анри де Латур-Водье должен быть ее мужем! Пора послать приглашение Жоржу, и, чтобы быть уверенной, что он придет, я прибавлю к письму несколько слов, которые произведут на него впечатление.