Сыщик-убийца

де Монтепен Ксавье

— Сейчас я дам вам отчет о розысках моих агентов и моих собственных, но, к несчастью, я не могу сообщить вам ничего определенного.

— Во всяком случае, я рад, что вы пришли: я просто умираю от скуки. Садитесь, Тефер.

Тефер взял стул и вынул из кармана бумажник.

— Напали вы наконец на след Клодии? — спросил герцог.

— Увы!… Нет… Право, можно подумать, что она никогда не существовала или что теперь не существует.

— Ах! Если бы она умерла! — прошептал герцог.

— Это возможно, —

заметил Тефер, — но, конечно, не следует очень на это рассчитывать… Я снова послал в Лондон запрос и надеюсь в скором времени получить ответ.

— Тефер, ожидание меня убивает. Я здесь точно в могиле.

— Мужайтесь, господин герцог. Добровольное заключение необходимо для вашей безопасности, и, без всякого сомнения, оно будет непродолжительно. Ваши враги выдадут себя, и мы сможем их обезвредить.

— Что вы знаете о дочери казненного и о Рене Мулене?

— В первое время после освобождения Рене Мулен ходил каждый день к Берте Леруа в гости в сопровождении какого-то человека довольно жалкого вида.

— Вы узнали, кто он?

— Мои агенты два или три раза следили за ним, но не обнаружили ничего подозрительного, и я счел бесполезным заниматься им дольше, тем более что его перестали видеть с Рене Муленом, и этот последний исчез…

— Исчез? — воскликнул в беспокойстве Жорж.

— Да, господин герцог, уже несколько дней.

— Он скрывается?

— Нисколько… Он уехал из Парижа.

— Очевидно, боится полиции?

— О! Его отъезд не бегство… Он просто получил место на фабрике в провинции.

— Где же это?

— Не знаю, мне кажется, что это для нас не имеет значения. Главное, что он уехал.

— Он продал свои вещи, когда уезжал?

— Нет, он оставил квартиру за собой.

— Стало быть, он думает вернуться в Париж?

— Вероятно.

— Откуда вы узнали эти подробности?

— От привратницы.

— Вы уверены, что он действительно уехал? — спросил герцог после нескольких минут молчания.

— Привратница не имела никакой выгоды лгать мне.

— Да, но Рене Мулен мог обмануть ее, оставить квартиру и сделать вид, что уезжает, чтобы лучше спрятаться.

— Я думал так же, как и вы, и велел наблюдать за домом на улице Нотр-Дам.

— Ну и что же?

— И вот уже шестой день Рене Мулен там не появляется.

— Но, может быть, он пишет ей письма и назначает свидания где-нибудь в другом месте?

— Берта Леруа не выходила из дома… или, по крайней мере, она не выходила из квартала и заходила только в лавки за покупками.

— Вы уверены?

— Совершенно уверен… Я убежден, что Рене Мулен действительно уехал. Он механик и жил своим трудом. У него были, конечно, деньги, но не столько, чтобы жить, ничего не делая, и он нашел себе место в провинции. Я не вижу тут ничего подозрительного.

— Тогда,

по вашему мнению, Берта и Рене оставили свои замыслы?

— Да, она увидела их неисполнимость… почему же нет?

— Я не могу этому поверить… Мрачные предчувствия терзают меня с каждым днем все больше и больше и не дают ни минуты покоя. Я совсем не сплю или мне снятся ужасные сны, и я просыпаюсь, обливаясь холодным потом. Что может быть хуже такой жизни!…

— Подумайте, господин герцог, и вы прогоните эти страхи.

— Чем больше я думаю, тем больше они растут… Я боюсь не без основания и сейчас докажу вам это… Рене Мулен вернулся из Лондона с твердым намерением восстановить честное имя своего бывшего патрона Поля Леруа. Я слышал это от него самого, и, когда он говорил с вдовой казненного, в его словах, в его тоне слышалась твердая решимость. Нет… Он решительный, готовый на все человек и не оставил своих планов, успех которых стал целью его жизни.

— Как он ни решителен, но он должен отступить перед невозможностью! Улики, которыми он обладал, уничтожены. Что же он может теперь сделать? Все от него ускользает!

— У него было письмо Клодии Варни… стало быть, он знал эту женщину. Он может искать ее.

— Ничто не доказывает, что он ее знает. Наконец, мы тоже ее ищем и не находим, хотя мы поставлены в лучшие условия, чем он. Но, предположим, что он ее найдет… Что же тогда? Разве он пойдет и скажет ей: «Я знаю или, скорее, подозреваю, что вы совершили преступление несколько лет назад… Сознайтесь! За него был казнен невиновный. Укажите вашего сообщника!» Чтобы говорить так, надо быть сумасшедшим, и Клодия велела бы его выгнать… И наконец, чего вы боитесь? Ведь прошел срок давности!

— Я боюсь скандала… Боюсь страшного позора, процесса, из которого я выйду свободным, но погибшим, опозоренным… Мне останется только пустить пулю в лоб.

— Э! Господин герцог, для процесса необходимо представить неопровержимые доказательства невиновности осужденного, а где же эти доказательства?

Жорж де Латур-Водье молчал.

— Свидетелей не было, не правда ли? — продолжал Тефер.

— Был один.

— Он жив? — вскричал полицейский.

— Нет, умер, — ответил герцог.

— Тогда процесс невозможен. Выясним положение дел: если Клодия Варни появится, она будет думать только о ваших деньгах. Пожертвовав некоторой суммой, вы от нее избавитесь. Эстер Дерие, вдова вашего брата, никогда не выйдет из Шарантона, да и нельзя вылечить помешательства, которому больше двадцати лет. Рене Мулен, обезоруженный, потеряв надежду, оставляет свои замыслы и уходит. Остается только Берта Леруа, но ведь это ребенок! Неужели он опасен вам, господин герцог?

Доводы Тефера были ясны и неоспоримы, и, однако, они не убедили сенатора.