Сыскачка: Разорванные струны вранья
Шрифт:
– Конечно про обычную, а ты про какую курицу говоришь?
– Тоже про обычную. – улыбаясь, от смеха наклонила голову на стол я.
– Каждый день дают курицу. Лежит на тарелке и смотрит на меня, а я на нее смотреть не могу. Не лезет каждый день есть курицу. Могли бы в больнице разнообразить блюда, а не пичкать ею ежедневно. Да еще и муж утром курицу принес. Положил пластиковый контейнер. Я развернула, когда он ушел на работу, а там курица. Да сколько можно одну курицу есть? Да я что хорек, чтобы постоянно нападать на курицу?
Я хихикнула, а подруга продолжала распылятся:
– Я ей имя дала.
– Кому?
– Курице.
– Зачем?
– Надо же себя
– Кто? – все больше и больше удивлялась от Тани я.
– Большой кусок курицы положили и ведь не пожалели. Что обычно попросишь, то не дают, а тут кусище. – фыркала она. – Курица она же поджаристая. Вот я и прозвала Рыжулей, но она для меня противная. Я столько курицы съела в больнице, как никогда не ела. Это же кошмар какой – то! Мне муж позвонил в обед, а ему сказала, что меня достала его противная Рыжуля и видеть её не желаю. Он мне сказал, что у него нет никакой Рыжули и пошел работать. Я ему вечером позвонила и попросила покушать, а Ваня ответил, чтобы я себе купила булочку, так как он на работе и освободится поздно. А мне что булочка? Я не есть хочу, а хочу наесться до отвала. Да так, чтобы живот выпирало. Давно нормально не ела. И выбросить в окошко не могу. Я же не буду мусорить под окном. Женька, знаешь что?
– Что?
– Привези мне поесть. Очень хочется. Я готова слопать огромного страуса.
– В тебя же не влезет страус.
– Женя, поверь, что я настолько голодна, что готова съест и страуса. Привези меня поесть.
– Не смогу.
– Почему? – пропищала она.
– А потому на ужин муж приготовил запеченную курицу. – посмотрела на остатки курицы я. – Но ты же курицу не хочешь.
– Не хочу. И что у вас больше ничего нет?
– Есть овощной гарнир.
– Его вези! Вези! Быстрее! Срочно! Молниеносно! Я от голода третьи сутки не сплю. – зевала подруга. – Через окно подашь, а то не пропускают. Я поем и спать. На завтра мне что – нибудь приготовь, а то я от голода здесь зачахну.
– Прям сейчас к тебе ехать?
– Нет, ты подожди десять лет и тогда точно увидишь больничную мумию.
– Хорошо. – улыбаясь, встала со стула я. – привезу тебе, Танюш, гарнир с овощами. Правда, это готовил Антон, а не я. Попробуешь, как готовить мой муж. А получилось у него так, что пальчики оближешь.
– Вот – вот! – надула губы подруга.
– Что вот – вот?
Танюша буркнула:
– Для тебя твой готовит, а мне мой "иди булочку купи".
– Не бурчи. – Я еду. – зашла в спальню и отключила телефон я.
– Женя, куда ты едешь? – лежа на кровати, читал газету муж. – А как же побыть вдвоем?
– Да Таня попросила привести покушать, а то она голодная. Ее достала противная Рыжуля.
– Кто достал? – отложил газету он.
Я переоделась и рассказала мужу все. Он засмеялся и вскочил с кровати:
– Я тебя отвезу. Я же не могу бросить жену, в которой течет моя кровь1. – подошел к шкафу Антон.
– Отвези. – пошла в кухню и взяла пакет с гарниром я. – Антон, я тебя на улице подожду пока ты одеваешься. – предупредила супруга и вышла на улицу.
Я села на скамейку, как услышала на песочнице тихий писк. Я подошла туда и увидела маленького котенка. Взяла его в руки:
– А ты чей?
– Мой. – сказал мужской голос за спиной.
Я содрогнулась и обернулась. Передо мной стоял мужчина высокого роста, худощавого телосложения в черном пальто, черной шапке, укатившись в черный шарф. На руках у него были надеты черные кожаные перчатки. В руках он держал детский совочек. Он, видя мой испуг, сказал:
– Вы меня напугали. Да я не хотел вас напугать. Извините, что так получилось. Моя квартира находится в десятом подъезде. У меня привычка не запирать дверь. Идиотская привычка. Вот котенок и выбежал. Я пришел с работы, дверь не запер, котенок за дверь. Я увидел, что в коридоре дверь открытая и выбежал на улицу искать котенка. Машинально схватил игрушку сына. Привычка выходить из дома с игрушками сына. А у нас сын Сева без котенка спать не ложится. Каждую ночь Сева спит только с котенком. Ему на день рождения неделю назад подарили. Он все просил котенка, с женой подумали и решили подарить. Пусть дитя потешится.
– У вас пальто снизу грязное. В песке.
– Да? – посмотрел на низ пальто он. – И правда грязное. – отряхивал себя мужчина. – Спасибо вам, а я даже не заметил.
Вдалеке промелькнул мальчик лет пяти. На нем была расстегнута куртка и шапка кое – как надета. Он был без перчаток. Руки у него покраснели. Сева подлетел к папе:
– Папа, папа, там маме плохо. Пришли тетя Варя с тетей Олей. Они пили с мамой на кухне чай, и маме стало плохо.
– Как плохо? – вытаращил глаза на сына отец. – И почему курточка расстегнута? Заболеть хочешь? – застегнул курточку ребенку отец. – Сколько раз говорил на выход курточку застегивать и надевать перчатки. И почему из кармана торчат носки? Сколько раз тебе с мамой говорили не поднимать вещи с пола, а потом их не прятать. Последний раз твою футболку искали две недели, которую ты запрятал под шкаф, а мы с мамой обыскались. Всю квартиру перерыли.
– Папа, но маме плохо. Она упала. Я выбежал за тобой.
– Бежим к маме.
Он побежал с сыном, да и я побежала. Вдруг моя помощь понадобится. Кто знает. Мы забежали в десятый подъезд. На лифте доехали до восемьсот десятой квартиры. Дверь была приоткрыта. Отец влетел с сыном в квартиру и, не разуваясь, побежал в кухню. На полу лежала белокурая женщина близко к моему возрасту. Мужчина подлетел к ней, а две женщины между собой галдели:
– А чего она упала, Варя? – стояла в джинсах и черной кофте возле матери ребенка шатенка.
– Ольчик, да я откуда знаю. – скрестила руки Варя. – У меня чуть от страха платье не спало. – сидела за столом бледная женщина. – Я когда ушла в туалет, вы вдвоем остались. Меня не было с вами десять минут. Чем вы тут обе занимались, я не знаю. Я пришла после туалета, посидела с вами пять минут, как Клавке резко стало плохо, она упала, схватилась за сердце, пожаловалась, что ей в груди больно, закрыла глаза и всё!
На столе стояло три белых кружки и кухонный комбайн. Одна кружка чая была полной, две другие выпиты наполовину. На неглубокой тарелочке находились эклеры и сахарное печенье. Один эклер был откушен и лежал возле кружки, которая стояла наполовину полная с левой стороны. Возле левой стороны у стола и находилась на полу мама Севы.
Оля закатила глаза:
– Ничем мы не занимались. Мы пили чай и разговаривали. Разговаривали о женском. – оправдалась Оля. – О житейских проблемах. Разговорились, чай по нескольку раз в кружки добавляли.
– О чем разговаривали? О каких житейских проблемах? Что ты её достала со своей сестрой? Вечно носишься с ней как с маленькой. И этим Клавку бесила. Да тут любой взбеситься, когда ты к ней могла заломиться в час ночи и трещать: "ой, моя сестра загуляла. Пошли со мной, Клавка, поищем сестру, а то я за нее переживаю. Он трубку не берет и не отвечает. А если с ней что – то случится? Я же этого не переживу. Я знаю, где она. Не пойду же я в квартиру, где куча народу одна". И такое было регулярно и постоянно.