Сытый мир
Шрифт:
Она немного похныкала у меня на груди. Потом мы ушли.
Когда она успокоилась, мы заглянули в кошелёк. ”Шм было восемьдесят пять марок. Сорок из них я отдал Тому. Вид у него был растерянный.
Юдит не пожелала взять часы, ей хотелось, чтобы её продолжали утешать, она уткнулась носом мне в грудь, прильнула ко мне.
Часы взял я, а ей отдал сорок пять марок. Но их она тоже не хотела брать. Ну и ладно. Я разыграл небрежность.
— Ну посмотри, покойник всё равно уже мёртв, для него всё кончилось. Если у него где и припрятан сундук, на нём уже сидит пятнадцать
Мы вернулись на своё старое место и некоторое время молчали. После этого всё вошло в привычное русло. Том снова принялся молоть языком насчёт своей неудачи в супермаркете, и в конце концов у нас с Юдит не осталось никаких причин не продолжить то, что было прервано на самом интересном месте. Юдит тёрлась ногой о мою ногу.
— Всё в порядке?
— Да, — шепнула она.
— Ты оказалась очень храброй. Теперь я верю, что у тебя всё получится.
— Спасибо.
— Эй, Том, а не мог бы ты оставить нас на полчасика?
— М-да-а… Ну, ладно…
Он сказал это завистливым тоном и зашагал вниз по саночной горке.
— Ну, давай?
Юдит кивнула.
— Сейчас всё будет по-другому.
— Да-да.
Я стянул с неё одежду. Она оглянулась по сторонам, не видит ли нас кто-нибудь. Раздевшись донага, мы смотрели друг на друга. У неё на бёдрах было несколько синяков. Я ничего о них не спросил. Мы стали тереться друг о друга. Моя Красная Шапочка выглянула наружу. Я попробовал Юдит языком. Вкус был кисловатый. Как сбежавшее молоко, смешанное с лимонным соком. Ну хорошо. Маленький недостаток. Слижем, пока она не растопится, пока не разогреется, не разбухнет, готовая к приятию. Я очень осторожен. Мужчины, которым нравится дефлорировать, должно быть, законченные деспоты. Ведь это очень торжественная мысль. Она забудет сотни своих сношений, но первое — никогда. А может, это тоже всего лишь тщеславная иллюзия?
Ну вот, теперь, кажется, путь подготовлен. Всё на мази. Сейчас. Сейчас… О-о-о!..
И тут внезапно я чувствую, что кто-то стоит у меня за спиной! От ужаса мой член скукожился до величины большого пальца.
Ирод, ах ты извращенец, скотина! Или это не он?
Я покосился в сторону. Юдит коротко вскрикнула.
Этого не может быть. Это не может быть правдой! Этого не может быть ни здесь, ни где — нибудь ещё!
Над нашими телами с самым заинтересованным видом стояла овчарка. Морда её поднималась и опускалась. Она смотрела на нас, склонив голову набок, вывалив свой язык. Она стояла неподвижно, не сводя изумлённых глаз с происходящего.
— Пёс, пошёл отсюда!
Никакой реакции.
— Сматывайся!
Я зарычал и показал ему зубы.
Он слегка наморщил лоб. И потом засмеялся. Это было отчётливо видно. Мои зубы показались ему смешными.
— Эмиль!
Это кто-то крикнул. Поскольку я всё ещё лежал на Юдит, мне пришлось вывихнуться, чтобы увидеть кричащего.
То был старый баварец в полном национальном облачении. Он издали потрясал своей тростью, призывая собаку.
— Эмиль! Ко мне, Эмиль! К ноге! К ноге!
Этот пенсионер в чулках до колен остановился в двадцати метрах от
Пенсионер звал собаку всё громче, потом сделал несколько шагов в нашу сторону и позвал ещё раз.
— Эмиль! К ноге! Место!
Ничего не помогало. Эмиль не сдвинулся с места ни на сантиметр. В его глазах светилось неугасимое любопытство. Несколько даже скучающе я скатился с Юдит в сторону и оперся на левый локоть.
Рот Юдит расползся в широкую улыбку. Нашла над чем смеяться…
Теперь пенсионер решительными шагам подошёл к нам, пристегнул поводок к ошейнику Эмиля и потянул его прочь. Он не произнёс ни слова. И правильно, так оно лучше. Голова его, торчащая из национального наряда, налилась багровым цветом. На языке у него наверняка вертелось что-то, но он пред почёл прикусить его и потянул свою собаку вниз по склону.
Мы переглянулись, засмеялись и отложили начатое дело на потом в связи с физической невозможностью продолжения.
Появился Том. На лице его было написано, что он всё видел. Хотя он старался сохранять почти нейтральное выражение. Но потом его прорвало, он не выдержал и захохотал во всё горло. Прыснул, упал на колени и согнулся в три погибели.
Юдит потянула меня за руку.
— А он и правда парень что надо, твой друг!
— Я знал, что он тебе понравится. Кроме всего прочего, он может оказаться очень полезным. Сострой ему глазки — и он украдёт для тебя всё, что ты только пожелаешь…
Юдит сияла.
— Перспективы просто выдающиеся!
— Да, если подумать, наши дела фантастически хороши…
ГЛАВА 10. ШВАЙНЕБАККЕ
в которой полицейский грубо врывается в купе и приводит Хагена на грань отчаяния
На Мариен-плац топчутся чёрные, жёлтые и розовые туристы всех национальностей, местных легко узнать по оттенку охры на их одутловатой коже. Они пялятся на позднеготическую ратушу и ждут танца фигурок. Сейчас четыре часа пополудни. А это представление на башне бывает, кажется, по утрам, если я ничего не путаю… Том не знает, Юдит тем более.
Мы втроём прогуливаемся то пешеходной зоне. Глядя на множество витрин, мне так и хочется открыть собственную лавку, на которой висела бы большая вывеска с очень простой надписью: «Вещи».
— Когда я был в Мавритании, там была одна такая длинная песчаная дорога, почти что в никуда. Эта дорога пролегала мимо стены, нашпигованной разноцветными стеклянными осколками, которые красиво светились на солнце. В конце этой дороги находилась крошечная лавка, сколоченная из досок, площадью от силы в десять квадратных метров, но там можно было тупить решительно всё. Продукты, сигареты, алкоголь, газеты, стиральный порошок, инструменты. Проси что хочешь — и продавец, старый испанец, пороется в углу — и непременно извлечёт необходимое. Там на двух бочонках лежала доска, на ней я пил пиво. Я любил эту лавчонку, правда!