Сюрприз для любимого
Шрифт:
– Да, девочки, пошли. Ей надо. Я знаю, что это такое, – кивнула она.
Я вспомнила, как год назад она сидела рядом со мной с вот таким же белым лицом и тоже просила, чтобы мы ушли и не вмешивались. Но она тогда уже знала, что будет делать и как будет ко всему этому относиться. Я ничего не знала. И даже не хотела об этом думать. Просто хотелось, как в детстве, сесть в поезд и под стук колес уехать куда-то далеко-далеко. Навсегда-навсегда.
– Не нравится мне все это! Может, тебе у меня переночевать? Я сейчас же позвоню своему и предупрежу, – предложила Машка.
– Не надо. – Я умоляюще посмотрела на нее и сжала ее руку, испугавшись, что она и правда возьмет
Нет, ничего я ни от кого не хотела. Только тишины и еще, может быть, сигарету. Как в кино, посмотреть пристально вдаль, чтобы от моего пронзительного взгляда у зрителя (как будто бы меня показывают в кино) перевернулось что-то в душе. И в этот момент я поднесу ко рту горящую сигарету и выдохну клубы сизого дыма. И тут станет окончательно ясно, что я СТРАДАЮ.
Я встала с лавочки и пошла вниз по улице, в сторону метро. Девчонки, наверное, смотрели мне вслед, но я не стала оборачиваться, я вся сосредоточилась на теплом ветре, целующем мои еще молодые, плавно очерченные плечи. Сколько мне лет, тридцать пять? Это много или мало? Все эти годы я измеряла возрастом Алексея, мне и самой словно бы было теперь сорок три, во всяком случае, всегда я ощущала себя его ровесницей. Но ведь это совсем не так, и вот оно, лучшее тому доказательство: на меня из витрины смотрит усталая, но очень загорелая молодая женщина с немного полноватыми бедрами, которые ее даже не портят. И светлое шелковое платье, которое я обожаю, развевается от ветра, и ноги стройные, и руки с тонкими длинными пальцами. И маникюр, который я делала еще там, у моря, когда все еще было почти хорошо.
– Да, ты хороша! Ты могла бы быть просто прелесть, – заметила я вслух и улыбнулась своему отражению.
Из-за витрины мне в ответ улыбнулся манекен, погруженный в свои непостижимые мысли. Его пластиковая кожа не старела, не покрывалась морщинками, он не плакал и не страдал. И на секунду мне захотелось стать такой же, как и он, – бесчувственной и витающей в облаках…
Метро было переполнено, мне так и не удалось присесть. Я стояла около двери и смотрела на лица проходящих мимо людей, а поезд уносил меня подальше от моего «Конькова», и уже одно это делало меня почти счастливой. Люди вытекали и вновь вливались в вагон, растекались по проходам, хватались руками за поручни и прикрывали глаза. И у каждого были свои мысли, свои стремления и мечты. Каждый из них проживал свою собственную жизнь, с какими-то проблемами и нерешаемыми задачами. И нас, людей, было так много, что одно мое отдельно взятое горе как-то размылось, растворилось и перестало что-то из себя представлять.
– Девушка, на следующей будете выходить? – толкнула меня в бок какая-то старушка.
От неожиданности я вздрогнула и подпрыгнула, наступив на ногу какому-то спящему мужику.
– А надо? – глупо переспросила я старушку.
Она нахмурилась.
– Откуда я знаю, надо вам или нет?
– А какая станция? – поинтересовалась я.
– «Октябрьская», – фыркнула бабка и, оттолкнув меня, встала впереди.
– Пожалуй, я выйду, – пожала я плечами.
Если учесть, что я все равно не очень-то понимала, куда еду, мне было совершенно все равно, где выходить. Почему бы не на «Октябрьской», в конце концов? Чем плохо?
– Напьются и ездют! – Бабка произнесла это тихо, но так, чтобы я все же услышала.
– Точно, – усмехнулась я.
Людской поток вынес меня из подземки на улицу, побросав немного о коммерческие палатки. Что делать дальше, я не имела ни малейшего представления. Передо мной лежал шумный, ярко сияющий перекресток, по всем сторонам которого сновали
Я думала так, и мне стало даже легче на душе, но тут с витрины какого-то спортивного магазина прямо мне в глаза бросилась надпись, заставившая меня остолбенеть и застыть прямо посреди улицы. Там на самом обычном рекламном плакате кроссовок было написано: «Невозможное возможно!»
– Что? – ахнула я и замерла на месте.
Знаете, я вообще-то не верю во всякую прорицательскую чушь, не верю в Каринкиных предсказательниц и гадалок, не верю в судьбу. Теперь еще не верю в семейную жизнь. В голове звучало: это всего-навсего реклама! Но я стояла и смотрела на нее. Смотрела и смотрела, и, кажется, смеялась, а может быть, плакала, совершенно не замечая ничего вокруг. И тут…
– Эй, мадам, с вами все в порядке? – окликнул меня чей-то голос из-за спины.
– Что?
Я резко обернулась и обнаружила прямо перед собой открытую машину серебристо-голубого цвета, из которой на меня смотрел типчик лет тридцати, до смешного похожий на желтый смайлик из Интернета. Знаете, такой желтенький кружочек с черными очками и широкой белозубой улыбкой во все лицо. А теперь представьте такой же, только живой смайлик, улыбающийся мне из открытого кабриолета.
– Тут вообще-то выезд. Может, отойдете? – еще шире улыбнулся он, отчего я просто затряслась в истерике. Не столь часто мне удается увидеть живой смайлик в очках. И вообще, на улице уже темно, вечер – зачем, спрашивается, носить черные очки, если ты не смайлик?
– Я что, кажусь вам смешным? – нахмурился смайлик.
И (ах, как жаль!), сняв очки, сердито посмотрел на меня. Конечно, в этот момент сходство с интернетным кругляшком было безвозвратно утрачено, и передо мной остался только смазливый и очень (ОЧЕНЬ!!!) ухоженный молодой мужчина, с голубыми глазами, полный любви к себе, своей выпендрежной машине и большому городу с огнями бутиков. Метросексуал, одним словом. Сидит и пялится, презрительно рассматривая мой простенький шарфик. И тут я вспомнила, что вообще-то нахожусь на улице, стою на выезде из какой-то арки и трясусь перед рекламным плакатом. Конечно, это не может показаться ему нормальным, но это не значит, что можно вот так бесцеремонно пялиться на меня.
– Ну… нет, конечно.
– Тогда дайте проехать! – зло рявкнул он, дернув машину вперед так резко, что мне пришлось отскочить назад, чтобы не попасть под его модные колеса.
– Псих ненормальный! – злобно крикнула я. – Вы что, так спешите, что готовы давить людей?!
– Не стой под стрелой, – ухмыльнулся этот пижон и горделиво проехал мимо меня.
Я в бессильном бешенстве стояла и смотрела на свет его задних фар. Впрочем, посмотреть еще было на что. К моему вящему удовольствию, стоило ему только вырулить (не без труда) на дорогу, как его серебристо-голубая птичка намертво застряла в столичной пробке, сразу же за каким-то грузовиком.