Сюрприз для любимого
Шрифт:
– Да-да, именно об этом нам и надо поговорить, – согласился Алексей после минутной паузы. – Только не будем по телефону.
– О, конечно, – не стала возражать я, тем более что желание говорить умерло во мне вместе со словом «Ника». Говорить о ней, знать о ней, помнить, что она вообще существует, – все это не входило в список моих любимых знаний. Но думать об этом сейчас было нельзя. У меня в гостиной сидели голландцы, и мне нужно было этим вечером их развлекать.
Я так вошла в роль экскурсовода, что мы катались чуть ли не до самого утра, причем около полуночи к нам присоединился и Николай. Самое смешное, что весь этот вечер я ловила себя на мысли, что делаю именно то, что обычно делал мой муж, когда мы еще жили с ним вместе. Раньше я сидела
Глава 16,
полная воспитательного потенциала
15 октября,
понедельник
Ой-ей-ей, плохо мне
Девчонки —
ни за что!
Голландцев
в аэропорт
Кто из нас не знает, что пить – оно вредно. Вы знаете? Нет? Так знайте, очень-очень даже вредно, потому что, во-первых, вредно для здоровья. Печень, все такое, интоксикация организма, сухость и дурной запах изо рта. В общем, хватает с избытком. Степень полученного удовольствия от выпитого обратно пропорциональна нарастающей боли в области затылка и жжению по всему периметру желудка. А было ли мне вчера хорошо – это-то я как раз помнила с трудом. Помню, что до клуба я еще как-то держалась, но после того, как мы посмотрели Кремль, Красную площадь, Арбат, Садовое кольцо и несколько сталинских высоток, голландцы заскучали, и мы отправились развлекаться. В клубе-то меня и начало нести. Это все, что я помню.
Во-вторых, пить вредно потому, что потом можно не суметь восстановить хронологию событий. А это же очень важно, особенно для приличной женщины, помнить, где и что она делала. А чем я занималась примерно после двенадцати ночи, я напрочь забыла. И что там, в этом черном провале, было – попробуй угадай. Особенно когда мозги почти не работают, а глаза даже открывать страшно.
Меня разбудил будильник в телефоне. Его тонкий, противный писк ворвался в мой сон, и я как ужаленная подскочила на кровати. Судя по звуку, телефон я бросила вместе с сумкой где-то в прихожей. Я простонала и снова легла, приложившись щекой к холодной стороне подушки. В мозгу пробежала вялая мысль, что заселение любовницы мужа в мою квартиру не стоит таких мучений. Я сосредоточилась, пытаясь восстановить в памяти последовательность сбившихся в клубок событий. Вот я пляшу, размахивая шелковым шарфиком, а Николай пьет на брудершафт с какой-то длинноногой красоткой с силиконовым бюстом. Голландцы мне аплодируют и тоже скачут козлами.
– Какой кошмар! – простонала я и попыталась разлепить глаза.
Интересно, сколько времени? Сегодня же мы с девчонками собирались ехать на открытие нового торгового центра в Ясеневе. Подарки, скидочные карты и все такое, но я уже поняла, что пас. Сегодня, пожалуй, я останусь дома и проведу часов десять в горизонтальном положении, стараясь не раскачивать головой вообще.
– Нет, пожалуй, надо встать, – попыталась уговорить я себя. Хорошо бы добраться хотя бы до ванной, чтобы встать под струи теплой воды.
При мысли о воде я окончательно осознала, что вела себя вчера безобразно и теперь расплачиваюсь за все, как настоящий алкаш. И как на все это, интересно, посмотрит Николай? Впрочем, о чем я? Николай всегда рад здоровой пьянке, в какой бы форме она ни происходила. Наверное, действительно большая часть нашего бизнеса и, видимо, политики делается в состоянии алкогольного опьянения. Что ж, все мы имеем возможность оценить результаты нашего отечественного бизнеса. Да и политики тоже. Зато теперь я могу сказать Алешке, что я на работе тоже сажаю печень.
– Так, открываем глаза. По команде, на счет «раз, два, три».
Я решилась проконтактировать с окружающей действительностью и с трудом разлепила веки. Честное слово, лучше бы я этого не делала. Потому что все как-то неожиданно сразу усложнилось. И я оказалась в одной из тех ситуаций, в которые, как я сама всегда считала, нормальные люди попадать не должны. А тут вдруг оказалось, что я лежу… завернутая в дорогую шелковую простыню, практически голая, а рядом со мной, что было уж совсем неуместно, в бессознательном состоянии и тоже голый, лежит один из голландцев.
– Только не это! – Я зажала рот ладонью и быстро выбралась из кровати, едва не потеряв простыню.
Так быстро, как в этот раз до ванной, я никогда не добегала. Через минуту уже стояла в ванной и оторопело разглядывала в зеркале свою помятую физиономию. Что это было? Как могло такое случиться? И вообще, самое ужасное, что я так и не смогла с уверенностью ответить на простой вопрос: «А было ли вообще что?»
Даже после того, как я постояла под холодным душем, ругая себя на чем свет, даже после чашки горячего кофе и трех таблеток аспирина я так и не смогла вспомнить, как и когда я оказалась в одной постели с голландцем, имя которого напрочь вылетело у меня из головы. Голландец, кстати, продолжал спать.
Уже в халате, я на цыпочках прошла в прихожую и подняла сумку, валявшуюся почему-то прямо на полу. Вместе с куртками и ботинками.
– Вот свиньи! – неизвестно кому погрозила я пальцем, а потом выковыряла из сумки телефон и расстроилась окончательно. Все-таки пить вредно по многим причинам. Но главное, как гласит мудрость народа, что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. В моем случае на телефоне.
Я увидела десяток неотвеченных вызовов аппарата, последний был сделан около пяти утра, и все они были от моего благоверного. «НЕ БРАТЬ, НЕ БРАТЬ, НИ В КОЕМ СЛУЧАЕ НЕ БРАТЬ!» Это Лешка буквально обрывал мои провода, а самое интересное, как я выяснила из журнала звонков, я тоже звонила ему три раза. А один из разговоров длился сорок минут. С часу двадцати трех до двух часов двух минут. Ох уж эта техническая точность.
«Хотела бы я знать, о чем мы с ним говорили?» – подумала я. А еще я подумала, что не стало ли следствием этих наших разговоров с Алексеем мое появление в одной кровати с голландцем. Э, мать, а вдруг ты решила все-таки выбить клин клином? Клин Крисом, только это другой голландец, не Крис. Ну да неважно это. А важно то, что, по-видимому, вчера ночью в моей жизни происходили весьма важные и значительные изменения, а я о них ни сном ни духом… Интересно, между нами что-нибудь было?
Я стояла в проходе и задумчиво смотрела на спящего голландца. Он был очень худой, с длинными руками и мальчишеской стрижкой. Белый и пушистый. Вернее, белесый и волосатый. Но, кстати, вполне симпатичный. Могла я с ним переспать и забыть об этом? Вообще, могла… Или нет? Раньше у меня был точный ответ на этот вопрос – мне не нужен никто, кроме моего Лешки.
Голландец потянулся во сне и перевернулся на другой бок, предоставив моему взгляду худую костлявую спину.
«И я даже не помню, как его зовут, – усмехнулась я. – Обычно так бывает у мужиков! Фу, позор, а еще честная женщина».
Больше всего меня волновало, о чем же мы все-таки разговаривали с Алексеем. Просто ни о чем, как это бывало между нами последнее время, или о чем-нибудь значимом? Может, он признался мне в чем-то важном? Может, он собирается жениться на Нике? Целые тучи предположений роились в моей голове, но мне так и не удалось ничего вспомнить. Где-то к двенадцати я перестала даже и пытаться. Что толку?