Сюрреалистическая любовь
Шрифт:
НА ОДНОМ ДЫХАНИИ
20.11.2009.
– Привет дорогая, я сейчас на пляжике, а потом мне необходимо в отель, забыл в номере документы, права на авто.
– Здравствуй милый. С этим не шути. Хоть комфорт и на высоте, а бережёного бог бережёт.
Ей звонил муж, в данный момент она находилась в Москве. Ann очень любила Peter-а. Он звонил ей каждые три, четыре часа, она не могла жить без него. Но в последнее время Ann казалось, что он ей может изменить, и поэтому, совещание на заключение контракта с нефтяной компанией «Turcinbur» длилось, сегодня неимоверно долго.
Одна мысль
В самолёте Ann успокоилась, может потому что она любила высоту, скорость. Чередой пошли воспоминания о горах, о том, как она познакомилась с мужем на лыжной базе: «Alpenglow». И первый проведённый с ним вечер у камина, только с ним наедине, почти в пустом мотеле, высоко в горах.
Заглянув в окошечко платинового мобильника, Ann, ещё раз взглянула на время звонка, что-то долго он не звонит. Вот он, лифт, сейчас поднимусь на пятый, а там направо, скорее всего он в том же номере, что и в прошлом году, не может быть иначе, он консерватор всем нутром.
Дверь была слегка приоткрыта, разгильдяй, и почему я его так люблю …
Номер двухкомнатный, Ann неслышно, как дикая кошка, вошла в комнату, но ведь могла и ошибаться чертовка, может в этом 88-м проживал абсолютно другой. Было уже поздно, очень тихо открыв дверь в спальню, Ann увидела то, о чём так мучительно думала в Москве. Да, да дамы и господа – ИЗМЕНА.
Перед Ann картина открылась омерзительная. Эта молодая девочка, сидела на нём, на её дорогом человеке. Её белые волосы так длинны, что касались его голого тела. Ann выскочила в залу, что же делать? Из спальни доносилось редкое постанывание, под музыку её любимого композитора, Бетховена. Музыка очень высокого качества, подумала Ann. У-у-у-у предатель, ничтожество. На глаза попался никелированный «Смит энд Вессон», его личное оружие. Ну, иди ко мне дружок и берегись растяпа. Холодная сталь рукоятки пистолета легла, как влитая в руку Ann. А дальше всё произошло автоматически, практически, на одном дыхании. Из отверстия во лбу этой молодой, ещё совсем «зелёной сучки» капля крови успела упасть изменнику на грудь. Тело блондинки мгновенно одеревенело. Peter, очнувшись, столкнул её с себя. Лицо его исказилось в ужасе, он даже потерял дар речи. Глядя на Ann огромными от испуга глазами, он ничего не мог произнести, только открывал и закрывал, свой чёртов, изящный рот.
Ann скатилась по стене на пол, ей хотелось так зареветь, но стиснув зубы, она смотрела в его бесстыжие голубые глаза. И Peter, как питон, постепенно затягивал её своим завораживающим взглядом. И опять ей захотелось сделать для него всё, да, да всё.
– Представляешь, огромная дырища у неё во лбу.
– Ну ладно, ладно, моя сладкая, всё позади, ты просто ревнивая девочка.
Peter крепко обнял Ann-у, и она, действительно, как маленькая девочка, разрыдалась. Размазала все свои девчачьи краски по прекрасному личику. Хотя, судя по рекламе туши и теней, фиксация должна была быть жёсткой.
Он отнёс и посадил её в кресло, сам сел напротив. Музыка, почему то, доносившаяся из спальни, мгновенно оборвалась. Ann, в ту же секунду, взяла себя в руки, зная его уже несколько лет, она приставила ствол револьвера к его виску, подвинула столик к его ногам, дала листочек и ручку. Да, ту самую ручку, которую он ей, когда то подарил. Ann этой ручкой подписывала всегда, очень важные документы. И произнесла строгим голосом, лишь, два слова: - Пиши кабель.
Он быстро подчинился ей и стал писать под диктовку:
Прощай моя дорогая, я был неверным мужем, прости, я ухожу из этой жизни, мы никогда не поймём друг друга.
Pet
– Подписал?
Ann выхватила листочек у него из-под рук, перечитала. Неплохо, теперь надо заставить его опять отправиться в эту злополучную спальню.
– Медленно поднимайся и тащи своё «грёбаное» тело к своей блондинке. Ann сама не ожидала от себя таких слов. Peter, то оглядываясь, то пятясь задом, побрёл в спальню.
– А теперь ложись рядом с ней, сукин сын.
Бетховен не обрывался, нет, музыка продолжала играть, этого концерта она ещё не слышала, похоже на Лондонский Филармонический Оркестр.
Он резким движением задрал её руку вверх, Ann выстрелила, пуля разбила зеркальный потолок. Peter выхватил пистолет. Теперь диктовать буду я, подумал он. У меня не «грёбаное» тело, и служил я в морской пехоте.
– Таааак.
Протяжно сказал он, и продолжил.
– Раздевайся, полностью раздевайся.
Она, молча, всё с себя сбросила.
– Как же, всё-таки, ты совершенна! Ложись рядом с ней, в постель, ближе, ещё ближе.
Этот выстрел был последним, в этом 88-м. Peter вложил пистолет в её руку, удалил все свои отпечатки пальцев и следы.
88-й номер был записан на 19-ти летнюю гражданку Франции, госпожу Michele Adjani.
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК
Рассказ пойдет о молодом человеке сорока двух лет, может кто-то скажет, что он уже не молод или слишком стар, ну а для кого-то он будет интересным молодым человеком. И так, дело было поздней осенью, в одном замечательном городе, на Южном Урале, назовём его - город Ч. Этот молодой человек, в девятом часу вечера, сидел на вокзале, в ожидании поезда на Юг. Кресло было вполне комфортным, вокзал – чистеньким и опрятным. Не знаю почему, но к нему подошли, почти одновременно, трое: две женщины и мужчина. Молодой человек, опершись о боксёрскую грушу, стал внимательно слушать подошедших. Потому что все, по очереди, обращались к нему, да, да, именно к нему, им незнакомому. Первой заговорила женщина помоложе, посмотрев в глаза она сказала: - Мой отец тоже был боксёром, его убили, зарезали в драке, нанесли тридцать восемь ножевых ранений.
Тут в разговор вступила женщина постарше. Заняв свободное место напротив, она начала говорить очень быстро, сбиваясь, иногда повторяя слова: - А я, я, маму похоронила. Здесь в пригороде. Сама, сама, я нездешняя, живу в Узбекистане, а как мама, мама заболела, вот приехала сюда, вот. Ухаживала за ней полтора года и вот, недавно похоронила …
Молодой человек думал, если бы он был сейчас в Петербурге, то сидел бы уже в «Мариинке», или на худой конец, в каком-нибудь театре - смотрел спектакль. Но когда дошли до него слова, напротив сидящей женщины, симпатичной, уже тронутой сединой, но с невялым, слегка округлённым лицом, вспомнил свою маму, что она ещё, слава богу, жива, здорова, и скоро уедет в санаторий, по путёвке.