Сюрреалистическая любовь
Шрифт:
Соловей старого времени,
Или нового – пел.
И орел вернулся,
С неба синего – сел.
Отнесли Гуру - на гору,
На высокую,
Низошли восхода ждать,
И когда из-за туч пробилось,
Ясно солнышко,
То достал, из семерых один,
Ножик отточенный,
Перерезал Ему – горлышко.
Как мачете, ножик острый,
Да, большой,
Искромсал всё тело,
Да, по склону,
Разбросал - с душой.
Сердце – на зеленую,
На травушку,
А череп на снег - холодный,
И покатились по горе - камушки.
Орел созвал,
Сородичей - голодных,
И клювы острые,
добычу - рвали,
А орлята,
косточками - играли.
Так
It’s good karma – называя!
Кто «Гуру» в этом стихотворении, а кто «орлята», вам решать уважаемые читатели. И куда же делся дух?
СИРЕНЬ ЗА САДИКОМ
На самой большой глубине, самого большого океана, родилась маленькая бактерия. И захотела увидеть солнце, стала продвигаться через молекулы солёной воды, через толщи океана вверх. Пока продвигалась, неосознанно подросла, их стало несколько в одном сгустке. Это уже была не бактерия, это уже было мыслящее существо, и у него появились плавники и пасть. Да, да, как это не жестоко звучит, не ротик, не клюв, а пасть, что бы питаться, неважно чем, только бы добраться до солнца, до яркого света, узнать, как он выглядит этот свет. Не тот, а этот. Тебе ещё не страшно? А я, уже боюсь, потому что прочитал, точнее, прослушал аудиокнигу Фёдора Достоевского: «Легенда о великом Инквизиторе». И там сказано, что нет греха, значит, нет и наказания, а есть только, голодные. Вы представьте себе – греха нет.
Они встречались уже около месяца. Тем летом июльские ночи были, как никогда, хороши. Каждое свидание, они всё больше познавали друг друга. Вот и этим вечером, встретившись, когда уже стемнело и посвежело после знойного дня, решили заглянуть в детский сад «Василёк». Сторожа, к счастью, не, оказалось, зашли в деревянную беседку. Внутри, стены были расписаны персонажами из различных сказок.
– Колобок, колобок, я тебя съем. – Сказала Валя Егорке, разглядывая рыженькую лисичку с колобком на носу, и кверху задранным, пушистым хвостиком. Егор, не отвечая, подошел к Вале поближе, разглядел медленно её брови, ресницы, заглянул глубоко в глаза. Столб с фонарем стоял поодаль, поэтому падающий издалека свет, не сразу давал возможность полностью разглядеть её слегка округлое, ещё девичье лицо, серо-голубые прекрасные глаза, слегка улыбающиеся губы с ямочками по бокам, вздёрнутый носик. Легкое прикосновение их губ, и он сразу почувствовал, обнимая правой рукой за талию, как Валя вздрогнула, бывает, так реагируешь, когда неожиданно стая голубей вспорхнёт с крыши. Егор смелее притиснул её к себе, губами обжал её губки, и нежно и крепко впитал её в себя. У Валентины закружилась головка, она обвила руками Егоркину шею, и полностью закрыв глаза, вся растаяла, как первая снежинка на теплой ладони.
Егор решил действовать, подумал, сейчас разверну её, сниму с неё трусики и наклоню от себя. Но Валя не поддалась, она сопротивлялась всем своим молодым, упругим телом. Потом прошептала:
– Егор, не надо.
– Взяла его крепко за руку и повела. Они прошли мимо детского садика. Мимо игровой площадки. У Егора пронеслось в голове, как он, как-то маленьким ходил в этот детсад и зимой в солнечный морозный день, гуляя с ребятишками, лизнул вот эту крашеную «железяку», часть качелей. Как он молчал и терпел, начал плакать. Слёзы текли по щекам ручьем, увидели рядом играющие мальчики, позвали воспитательницу. Та прибежала с кипятком в чайнике и поливала, и отливала его от качелей.
Валя тянула его всё дальше вглубь сада. Вокруг было очень темно, и, похоже, шли по грядкам или по газону с цветами. Что-то топтали ногами, но пробирались дальше за садик к складу. Кажется, там был склад когда-то со старыми кроватями, тумбочками. Рядом со складом росло несколько больших кустов сирени, высоких, как деревья, и очень густых. Валя затянула его туда, между кустов, опутала руками его худую, длинную шею, и они вместе повалились на травку.
Егор лежал рядом с Валентиной и через листья сирени, смотрел на звёздное небо. В образовавшемся кругу, вокруг веток открывалась удивительная картина звёздного купола.
– А может там, кто-нибудь живет и так же смотрит на нас.
– Боже, нет там никого, и не было никогда.
– Неужели мы одни во всей вселенной, нет, такого быть не может. Возможно, вот именно в этот момент, в эту секунду зарождается, где-то на далекой планете, абсолютно новая, ни кому неизвестная жизнь.
– М-гм… – Многозначительно произнесла Валентина, одной рукой взявшись за кисть Егора, а другую, положила на свой животик. Егор думал о своем. Где-то от кого-то он слышал, что если долго и пристально смотреть на одну звезду, то всё хорошее обязательно к тебе вернётся. Вот и сейчас он увидел большой овальный камень, на камне, теплом от летнего солнца, сидит мальчик и играет на тростинке. На им самим, срезанной тростинке, насвистывает мелодию. Ему подыгрывает июльский ветерок, шевеля камышиками, пролетающая птица прокричала в такт, тоненьким голоском. Перед мальчиком река, не буйная, не горная, нет. А тихая и спокойная река, река времени. Она уносит всех, но никто об этом не догадывается.
ПЯТЫЙ ПОРТРЕТ
«По дороге разочарований,
Снова очарованный пройду.»
Константин Никольский
Этот портрет мне очень нравился, с него глядела молодая девушка, с широко раскрытыми глазами. Вообще-то, это уже пятый портрет. Первый, мной написан был давно, даже не помню когда. Помню только, что заказала его мне землячка, вот так пришла и попросила: «Напиши мне портрет тети, небольшой такой.»
– Какой - небольшой?
– Ну, как, фотография 9 на 12, можно побольше.
Или нет, началось всё не так.
– Ты художник, да? А ты можешь написать портрет?
– Могу, а какой тебе?
– Ну, как вот эта карта, что на стене.
– Она, примерно, метр на полтора. Это будет очень дорого, ведь краски масляные дорогие, да и, кисти. Кисти бывают разные, колонок, собака или синтетические. Да ещё, что бы написать портрет надо много кистей, различных размеров, фланец или ммм..эээ.. круглая, допустим.
– Хорошо, тогда напиши мне маленький портретик, моей тетушки. У неё скоро день Рождения, хочу сделать ей подарок.
– Ладно, принеси фотографию, лучше несколько, фаз и профиль, что бы я почувствовал объем. Ах, да и одну цветную, желательно.
Цветной, говоря точнее, полихромной фотографии не нашлось, пришлось расспрашивать, какого цвета у неё волосы, какого глаза.
Я нашел кусочек ДВП, это такой толстый картон, прессованный, из древесных волокон. Купил рамочку для фотографий, примерно под формат А5. Вырезал под рамочку картонку, и начал писать, женщина получилась огненно-рыжая. Глаза? А черт его знает, не помню, какого цвета. Я подумал, что темно-зеленый фон подойдет. И действительно, портрет получился неплохой. Пришла она, землячка. Показал ей свою работу. Она очень обрадовалась.
– Я тебе рыбы принесла, Рипус – свежая, килограмма два будет.
– Спасибо, я даже не думал, что рыбки принесешь, будет, что бросить на сковородку, сегодня.
Это был мой первый портрет, за тем, второй. О втором у меня разговор особый. Эх, если бы знал, что он за человек, никогда бы его не писал. Дорогой читатель, но если нет на фоне отрицательных персонажей, то блекнут и положительные герои. Будь он проклят, этот «башкирский тапочек».
Почему-то никак не могу вспомнить одно слово, у Николая Рериха, в одном из его рассказов. Рассказ о сказках, и вот там говорится о Василисе Прекрасной из русской сказки, и слово, не то тритомия, не то трифамина. А, сказание о терафиме. Терафим, да, да, терафим. Там говорится о мосте взаимопонимания между народами. И рассказ так и называется «Сказки».