Сююмбика
Шрифт:
Какие мысли владели сейчас воспалённым мозгом влюблённого? На протяжении всего туя бек не сводил глаз с закутанной в шелка невесты. Уже почти чужая жена она привлекала его куда больше, чем прежде. Все эти годы, несмотря на отказы беклярибека Юсуфа, он всё-таки верил, что рано или поздно добьётся успеха, но сейчас эта призрачная надежда развеялась, как дымка. Недосягаемость и недоступность малики вызывали в мужчине жгучую смесь страстного желания, ревности и отчаяния. Он желал обладать Сююмбикой с таким же неимоверным упорством, с каким добивался самых недостижимых целей. Неподвижная фигурка девушки расплывалась ореолом в помутившемся взоре, он так ясно видел укрытое от чужих глаз
Над степью стояла ночь, яркие звёзды густо усеивали бархатистый небосклон. Ахтям-бек, не оглядываясь, спешил к юрте ханской невесты. Он не знал ещё, что скажет Сююмбике, но жаждал увидеть её в эту минуту даже ценой собственной жизни.
Малика покинула пиршественный шатёр, сославшись на усталость и головную боль. Беклярибек Юсуф помнил о тяжёлой ночи и дне, полном волнений, а потому отпустил дочь отдыхать. Девушка добралась до своего жилища и услышала лёгкое ржание: Аксолтан почуял хозяйку и дал таким образом знать о себе. Целый день конь простоял на месте, он ожидал ставшую уже привычной прогулку в степи, и вот, наконец, его юная госпожа рядом, и он напомнил ей об их общих радостях. Странным образом и самой Сююмбике, минуту назад мечтавшей только о сне, захотелось подышать свежим ветром родных просторов. Она недолго раздумывала, крадучись, вынесла из юрты седло и упряжь и столкнулась с мужчиной. Малика вскрикнула от неожиданности, готовая, как испуганная лань, умчаться прочь, но мужчина склонил голову и прижал руки к груди, указывая жестом своим на добрые намерения. Сююмбика узнала Ахтям-бека, и страх, мгновение назад владевший ею, отошёл, уступая место удивлению:
– Бек?! Что вы здесь делаете?
– Простите, прелестная малика, мою дерзость, я имел несчастье напугать вас, – голос мужчины дрожал и срывался, предательски выдавая тоску и волнение страдающего сердца.
Сююмбика ещё вчера ответила бы ему едкой насмешкой, но сейчас ощутила своим чутким сердцем всё смятение и боль стоявшего перед ней человека.
– Зачем вы здесь, Ахтям-бек? – уже мягче проговорила она. – Идите к себе. Если вас застанут рядом со мной, что подумают, ведь я просватана за казанского хана. Как бы не случилось беды.
– Беды?! – Бек до того с почтением слушавший голос боготворимой им девушки, вскинул голову, глаза его яростно сверкнули. – А знаете ли вы, малика, что мне не страшны никакие беды, я испил эту чашу до дна! Кому, как не мне, знать горький вкус несчастий и унижений?! В моём положении потомку древнего рода уже не дождаться худшего!
Она испугалась его гневного порыва, прижала руки к застучавшему вдруг сердечку:
– Но что вы хотите от меня?
– Я хочу одного, Сююмбика, станьте моей женой, моей единственной госпожой! О, позвольте всегда быть рядом с вами, я знаю, мы принесём друг другу счастье!
– А вам могущество и богатство?! – усмехнулась оскорблённая его предложением дочь Юсуфа.
– Что для меня богатство и могущество, малика, когда вас нет со мной?! Вы – ещё дитя, девочка, красота ваша – нераспустившийся цветок, каким он бывает, пока щедрое солнце не пробудит его соки. Но я вижу вас гораздо старше, через год-два, десять лет, вы снились мне такой. О, каким необыкновенно прекрасным было ваше лицо в том видении! Я видел вас подобной пери, восхитительной в ханских одеждах, но несчастной в навязанном браке! Поверьте, малика, союз с повелителем казанцев принесёт только слёзы!
Она не смогла справиться с собой, от сочувствия к мужчине не осталось и следа, и слова вырвались на волю – колкие и язвительные:
– Как горячи ваши речи, Ахтям-бек, должно быть, ощущаете себя тем самым солнцем, призванным пробудить меня. Но я чувствую, что вы больше влюблены в свой сон, а не в меня, так не просыпайтесь же никогда!
Эхо жестоких слов ещё не замерло в воздухе, а Сююмбика уже направилась к Аксолтану. Вскоре белый конь молнией пронёс свою хозяйку мимо застывшего Ахтям-бека.
Глава 10
Прохладный ветер освежил лицо, а быстрая скачка заставила Сююмбику забыть неприятный разговор. Она наслаждалась вольным простором, свежими пьянящими ароматами ночной степи. У темневшего впереди оврага Сююмбика замедлила бег Аксолтана и опустила поводья. Она ехала не торопясь, думала о Казани, о приехавших казанских послах. Вспомнился разговор невольниц, которые сегодня обслуживали гостей, со смехом и шутками они рассказывали о двух молодых мурзах, предпочитавших отдыху, еде и развлечениям чтение книг.
– Они велели принести свой дорожный сундук, – весело щебетала младшая из рабынь, – достали большие книги, обтянутые кожей, и принялись перелистывать страницы. А мы всё стояли и ждали, когда понадобятся наши услуги. Мы так старались, с утра натирались благовониями, наряжались и всё время улыбались, как учила госпожа Райха-бика. А они всё кланялись своим книгам и на нас внимания не обращали, так что мы даже засомневались: а мужчины ли они?
Дружный смех, грянувший после этих слов, прервала Сююмбика:
– Если молодые господа отдают так много времени знаниям и учениям, это не означает, что они не мужчины.
Замечание малики быстро остудило насмешливый пыл, и пристыженные служанки покинули юрту Сююмбики. Сама же дочь Юсуфа тогда впервые подумала, что она, даже если бы умирала от тоски, никогда бы не взяла в руки книгу. Обнаруженное невежество, о котором раньше Сююмбика и не думала, расстроило её, она вдруг осознала, как много времени тратила на охоту и прогулки по степи и как мало занималась с учителями, нанятыми беклярибеком. Престарелые наставники напрасно гонялись за ней по пятам со своими книгами и нравоучениями; к тринадцати годам Сююмбика едва выучилась читать. А ведь она – будущая казанская ханум, была обязана предстать перед подданными кладезью премудростей, а не невежественной дикаркой, подобной глупой служанке. А много ли она знала о Казани? Или о самом Джан-Али? Могла ли перечислить больших вельмож при его дворе? Со стыдом на каждый из этих вопросов Сююмбика отвечала «нет»!
Понурив голову, она повернула коня назад – бесцельно скакать по степи расхотелось. Справа во тьме призывно забилась светящаяся точка, словно звезда скатилась с чёрного небосвода, – там, видимо, зажгли костёр. Сююмбика хорошо знала эти места, около мелководной речушки стояла кибитка скорняка – Насыра-кари. Бика обрадовалась возможности увидеть старика, которого она когда-то очень любила, ведь сейчас возникла острая необходимость в разговоре с ним. Насыр-кари был родом из Казани, и кто же, как не он, мог ответить на её многочисленные вопросы. Сююмбика решилась и направила Аксолтана на огонёк. За несколько шагов от костра тьма начала рассеиваться, и стали заметны очертания кибитки и силуэты двух людей у костра. Пёс, спокойно дремавший около хозяина, поднял лохматую голову и, предупреждая, зарычал. Старик приподнялся и схватил лежавшую рядом суковатую палку, но вскоре разглядел подъехавшую всадницу, удивлённо всплеснул руками и засуетился, помогая девушке сойти с коня: