Сююмбика
Шрифт:
– Девчонка, – прошипела она, – глупая девчонка, ты ещё не раз пожалеешь, что выставила за дверь дочь Ибрагима!
Глава 15
Вечером в Пиршественной зале хан Джан-Али затеял застолье. На нём присутствовали избранные вельможи и сановники его многолюдного двора. Туда были приглашены прибывшая в Казань Гаухаршад и улу-карачи Булат-Ширин.
Роскошный паланкин ханики, который несли подобранные один к одному мускулистые невольники, встретился с эмиром Булат-Ширином на живописном берегу Казан-су. Высокопоставленные особы предпочли оставить охрану на дороге и спуститься к реке. Эмир Булат-Ширин, статный, широкоплечий, выглядевший моложе своих пятидесяти
– Уважаемая ханика, – он вступил в разговор, так и не дождавшись первых слов от Гаухаршад. – Я вижу, ваша миссия закончилась неудачей.
– Должна признаться, сиятельный эмир, – это была самая крупная неудача за всю мою жизнь, – холодно отвечала она. – Никогда ещё обстоятельства не подготавливали для меня такой благоприятной почвы, но девчонка спутала мои планы бессмысленным упрямством.
– Нам стоит её опасаться? – с тревогой вопросил улу-карачи.
Гаухаршад пожевала выцветшими губами, словно заново прокручивала недавний разговор с Сююмбикой. Помолчав, ответила:
– Думаю, дочь Юсуфа не станет нам мешать. Но к ней надо приставить своего человека.
– Это уже сделано, дорогая ханика. Среди её прислуги есть преданные мне люди. – Булат-Ширин самодовольно улыбнулся и огладил свою каштановую бородку.
Ему всегда доставляло удовольствие, когда он в чём-либо опережал не менее ловкую и опытную в интригах Гаухаршад.
– На вас вполне можно положиться, мой дорогой карачи, у вас кругом свои люди!
– Да, моя драгоценная госпожа. И сегодня на вечернем пиршестве я хочу показать вам одного человека, которого сделаю в нашей игре главной фигурой. Этот человек как неприметная пешка выберется на чужое поле, а там сразит хана.
– Вот как! – Гаухаршад с любопытством взглянула на эмира. – Значит, вы так настойчиво звали меня на это застолье, заставив забыть о моих старых ноющих костях, чтобы показать эту пешку?
– Вы так прозорливы, ханика! – слегка поддел её улу-карачи.
Но Гаухаршад, казалось, не обратила внимания на иронию своего давнего соратника:
– Тогда стоит поторопиться, достопочтимый эмир, мне не хочется появляться во дворце в числе последних гостей, – это всегда вызывает подозрение. Да и явиться нам следует врозь, чтобы не вызывать преждевременные кривотолки. Ещё слишком мало сделано, и мы не готовы к тому, чтобы слухи о нашем союзе поползли по дворцу.
Вынужденный признать её правоту, Булат-Ширин предложил женщине руку и помог взобраться наверх, где их ожидали невольники и охрана.
– У вас, госпожа, новый паланкин, ещё пышнее прежнего!
Ханика пухлой рукой, унизанной перстнями, повела по бархатным занавесям цвета небесной синевы. Они, расшитые позолотой, с длинной бахромой и серебряными колокольчиками особенно нравились ей.
– Вы же знаете, эмир, мою слабость к такому средству передвижения. Это единственная привычка, которая осталась у меня после проживания в Крыму, до сих пор не могу от неё избавиться! В кибитку сажусь, когда отправляюсь в дальний путь, а так, взгляните, сиятельный карачи, разве это не истинное удовольствие? Когда красивые мужчины носят меня на руках, я молодею!
Ханика хрипло рассмеялась, карачи в ответ лишь сдержанно улыбнулся. Ему ли с его тонкой шпионской сетью было не знать о её пристрастиях. А Гаухаршад, задвинув плотные занавеси, уже задумалась о нитях заговора, затеянного вместе с улу-карачи. Паланкин мерно покачивался в такт шагов невольников, и мысли ханики не отвлекались ни на что постороннее, она разбирала в памяти всё, что произошло за эти полгода.
Как и следовало ожидать, со смертью московского князя Василия III ослабевшее русское княжество уже не внушало опасений ни ханике, ни улу-карачи. Два этих человека, которые держали в руках реальную власть, задумались о том, как безопасней для страны скинуть унизительное ярмо господства Москвы. Время как будто благоприятствовало этому, но недавно прошедшая война с Литвой насторожила улу-карачи. Москва была ещё в силах собрать большое войско, и ничто не могло помешать двинуть эту мощь к границам ханства. Булат-Ширин и Гаухаршад понимали: время резких перемен ещё не пришло, с верными и влиятельными представителями казанской знати они решили действовать не спеша. Тайно, исподволь вовлекались в заговор против хана Джан-Али всё новые и новые лица, велись поиски союзников за пределами государства. Неизвестно было, сколько продлится политическая интрига и какая сложится в ближайшее время обстановка в Московском княжестве. А пока осторожность следовало соблюдать во всём.
Во дворец хана частенько захаживал московский посол – человек крайне опасный и подозрительный, обладавший поистине звериным чутьём. Да и некоторые из казанских вельмож хранили верность Джан-Али и Москве. Среди них в первую очередь касимовцы, которые пришли в Казань со своим царевичем, а ещё представители влиятельных родов Япанчи и Хурсулов. Но как кстати повелитель настроил против себя ногайского беклярибека Юсуфа, тот не зря слал в Казань «подстрекательские» письма и призывал свергнуть Джан-Али. Поддержка Мангытского юрта с их огромной маневренной конницей могла сыграть решающую роль для претворения в жизнь планов заговорщиков. Итак, беклярибек Юсуф готов был стать серьёзным союзником, но только ради любимой дочери. А Сююмбика неожиданно отказалась помогать заговорщикам.
Гаухаршад тяжело вздохнула, она вновь вспомнила неудачу, какую потерпела в разговоре с казанской ханум. Не будь её отец столь влиятелен в Ногаях, девчонка пожалела бы о своих словах. Но Гаухаршад терпелива, и обстоятельства, как известно, переменчивы. Придёт ещё время рассчитаться с Сююмбикой за то, что прогнала из своих покоев могущественную ханику. Никто не смеет тягаться с дочерью великого хана Ибрагима!
Глава 16
Когда почтенная госпожа прибыла во дворец повелителя, Пиршественная зала была полна. Хан Джан-Али ещё не вышел к своим придворным, и они с нетерпением поглядывали на ломившиеся от аппетитных блюд низкие столики, ведя неторопливую беседу. Одновременно с повелителем незамеченным прибыл и улу-карачи Булат-Ширин. Эмир приблизился к Гаухаршад и увлёк ханику на места, полагавшиеся им по высокому положению. Она с нетерпением оглядывала рассаживающихся придворных, наконец, не выдержав, наклонилась к уху Булат-Ширина:
– Я жду, сиятельный карачи, когда вы познакомите меня со своей главной фигурой. Я, конечно, не сильна в столь мудрой игре, как шахматы, но понимаю, что пешка должна быть совсем неприметной. Тогда как же ей свалить такую фигуру, как наш хан?
– Неприметной, либо той, на кого никто не подумает, – отвечал эмир. Терпение, моя госпожа, вы скоро всё поймёте.
Он с внутренним напряжением вглядывался в плотно закрытые двери женской половины. Наконец створки бесшумно растворились, и две прислужницы, склонившись, пропустили в залу женщину. Цепкие глаза ханики впились в появившуюся, она была красива той ослепительной и бесспорной красотой, которую признают не только мужчины, но и ревнивые женщины. Миндалевидные чёрные глаза её, едва она вошла, устремились на хана.
– Но это же Нурай, фаворитка повелителя, – с недоумением пробормотала Гаухаршад.
– Да, госпожа, она и есть моё волшебное средство, пешка, в которой хан не разглядит опасности, но именно она поможет свергнуть Джан-Али, – прошептал Булат-Ширин соратнице по заговору.
Он не скрывал своего торжества и проследил весь путь наложницы до её места около повелителя. Пока хатун приветствовали льстивыми речами придворные хана, Нурай ослепительно улыбалась и одаривала всех и каждого жемчужинами своей сиятельной красоты.