Т-34 — амазонский рубеж
Шрифт:
Со всего Советского Союза в столицу собрали знатоков древних языков и наречий, на которых разговаривали вятичи, кривичи, болотичи. Все те предки славян, из языка которых, сплавившись в одно целое, образовался русский язык. Чем же так заинтересовал штурмбаннфюрера список делегатов? Одним из второстепенных вопросов, поставленных перед учеными на повестке дня съезда, была задача перевода надписи, вырезанной на деревянной табличке под изображением летящего дракона. Официально связка деревянных табличек, именуемая историками «Веды», считалась фальшивкой, утерянной в смутное время Гражданской войны. Но, похоже, какая-то из дощечек уцелела. Она была написана на языке, предшествующем языку древних славян. Профессуре надо было сделать перевод так, чтобы особенности текста не были искажены. В помощь к работе по расшифровке
Между прочим, из тех отрывочных сведений нельзя было понять, смогли они перевести текст с дощечек или нет. Скорее всего, смогли. Иначе чем можно объяснить волну арестов и все те преследования лингвистов-славянистов, которые прокатились по стране через несколько месяцев после съезда. Ведомство, в котором служил Канунников, вырубало под корень всех, потенциально ознакомленных с переводом, чтобы никто, кроме него и его сотрудников, не смог, даже случайно, рассказать о тексте.
Создавалось впечатление, что секретно-биологический отдел НКВД был в своем роде «черным ящиком» в структуре «ордена меченосцев». Еще можно было отследить ценой титанических усилий и жертв со стороны агентуры, что в него попадало, но вот какая каша заваривалась внутри и чего стоило ожидать в будущем, было неясно. Отто, не без основания, подозревал, что командование Канунникова не знало, что в отделе на самом деле творится — и неспроста. У бывшего ученого-археолога, похоже, были свои планы.
Его люди скрупулезно собирали все сведения о любых драконах — и мифических, и ящерах, найденных в археологических раскопках, не делая между ними особой разницы. Все сметалось в общую копилку отдела.
Официально считалось, что Канунников был арестован и расстрелян в тридцать седьмом году вместе с компанией ученых-вредителей Академии наук СССР. Старую профессуру дореволюционной школы арестовали по обвинению в «антисоветской террористической деятельности и шпионаже в пользу французской и японской разведок». Процесс был закрытым, о чем мимоходом сообщала вырезка из передовицы газеты «Правда», хотя тогда в моде были показательные судилища. Кемпке не собирался слепо доверять такому документальному свидетельству. Чтоб такой человек пошел «под вышку»? Вряд ли…
Самый лучший способ замести следы — доказать, что тебя больше нет. И до Канунникова многие умело пользовались подобной уловкой не только в России. Все поддается проверке, если, конечно, не лень поставить себе такую цель. По человеческим меркам Отто лентяем никогда не был.
Вот циркуляр для служебного пользования, разосланный в тридцать первом году по всей стране. Бумажка с красной полосой по диагонали предписывала незамедлительно сообщать непосредственно в Москву представителям органов обо всех находках костей и фрагментов скелетов ископаемых ящеров.
Еще один интересный документ. Тоже вырезка из газеты, на этот раз из «Пионерской правды». В ней предлагалось детям Страны Советов немедленно сообщать обо всех находках древних костей в Академию наук СССР напрямую. Особо удачливых и смышленых ждут путевки на побережье Крыма, в пионерский лагерь «Артек». Ищите, копайте, и вас щедро одарят дарами взрослые. Осталось дело за малым: найти и доложить.
В конверте из плотной бумаги лежало несколько черно-белых фотографий, скрепленных блестящей скрепкой. Некоторые фотоснимки были плохого качества, похоже, переснятые с других. На всех фотокарточках был один и тот же человек. С верхнего снимка смотрел на Отто крепкий мужчина в выгоревшей от солнца тропической панаме на фоне свежего раскопа. На обороте фотографии шла надпись на русском языке, прыгающим почерком, а под ней прилагался листок перевода на немецкий: «Самарканд. Июнь 1940 г.». Это был Канунников собственной персоной — бывший офицер российского Генштаба, ученый, археолог, начальник секретно-биологического отдела НКВД, расстрелянный в тридцать седьмом году как «враг трудового народа».
«Мышка» неосторожно высунулась из подполья и случайно попала в объектив. Или неслучайно? Кемпке задумчиво вертел снимок в руках. Непохоже это на неосторожность. Может, это не признак разгильдяйства, а, наоборот, признак силы?
Или кто-то с той стороны подавал сигнал, предлагая выйти на контакт? «Вы знаете, что мы знаем, а мы знаем, что вы знаете об этом».
Отто не с кем было посоветоваться. Эту мысль он решил оставить до лучших дней.
Из захваченных материалов, а также из агентурных источников штурмбаннфюрер точно знал о существовании в недрах НКВД небольшого, хорошо законспирированного даже от своих отдела Канунникова, выполнявшего поставленные перед ним задачи, исходящие лично от товарища Сталина. По некоторым данным, секретно-биологический отдел НКВД был расформирован во время чисток. Закрыт, чтобы в том же качестве и с тем же личным составом снова возникнуть в структуре Главного разведывательного управления Рабоче-Крестьянской Красной армии. Аналогия с подразделением «Беовульф» напрашивалась сама собой. Эсэсовец поймал себя на том, что последнее время, когда открывает заветную папку, думает о Канунникове как о коллеге. Да, о многом бы они смогли переговорить, представься случай для личной встречи!
К рассвету штурмбаннфюрер добрался до аэродрома. С дороги взлетно-посадочная полоса была не видна, ее закрывали от посторонних взоров густые ели лесополосы. Дождь прекратился. В воздухе висела легкая морось, грозящая превратиться в туман. Низкие грозовые тучи, казалось, цепляются за верхушки деревьев. Дорога недолго петляла среди деревьев. «Хорьх» Отто вскоре остановился у полосатого шлагбаума. Внешняя охрана, едва Кемпке предъявил документы офицера Центрального аппарата СС, беспрепятственно пропустила легковушку, подняв полосатое препятствие. За будкой контрольно-пропускного пункта был отрыт окоп для пулеметного расчета с бруствером, обложенным мешками с песком. Несмотря на ранний час и промозглую погоду, в амбразуре торчал черный ствол пулемета МГ-34 и маячили две каски пулеметчиков.
Миновав КПП, Отто въехал на внутреннюю территорию полевого аэродрома, обнесенную по периметру забором. Между бетонных столбов тянулось несколько рядов колючки. Хлипкая преграда для постороннего, но только для непосвященного. Военные специалисты из противодиверсионной обороны объекта свой хлеб не ели даром. Хватало и других минно-инженерных преград, скрытых от постороннего взгляда. Слабость заслона была обманчива и таила множество неприятных сюрпризов для желающих испытать ее на прочность.
В начале взлетной полосы стоял транспортный «Юнкерс». Чехлы с двигателей были сняты. Штурмбаннфюрера ждали. Дело оставалось за малым — включить моторы и можно взлетать.
Кемпке подъехал к сборно-щитовому домику диспетчерской. Пройти в здание через тамбур караульного помещения сразу не получилось. Его встретил дежурный шарфюрер СС, тщательно проверил документы, только не обнюхал, сверил их со списком из полевой сумки и, попросив подождать, скрылся внутри здания. Отто остался в караулке один. Он прислушался к внутреннему такту пульсации, исходящему от посылки, обернутой в кожу и уютно лежащей во внутреннем кармане плаща. Ждать пришлось недолго. Через несколько минут появился шарфюрер в сопровождении летчиков, одетых в форменные комбинезоны люфтваффе, но без знаков различия.
Вместе с ними Кемпке прошел на взлетно-посадочную полосу к самолету. Громоздкий и угловатый «Юнкерс-52» был заправлен топливом и готов к вылету. Самолет в целях конспирации был приписан к летной инспекции «Люфтганзы».
Техник из наземной обслуги уже открыл боковую дверь и опустил раскладную лестницу. По ней летчики и Отто поднялись на борт воздушного судна. Сопровождающий важную персону эсэсовец остался на земле. Он не тронулся с места, пока «Юнкерс», взревев двигателями, не начал выруливать на взлетную полосу. Шарфюрер продолжал стоять, придерживая рукой фуражку, пока шасси самолета не оторвались от земли и зеленая туша, гудя двигателями, не поднялась в воздух. Проводив взглядом скрывшийся в тяжело нависших облаках самолет, дежурный двинулся обратно в караулку, зябко передернув плечами. Всего ничего пробыл на свежем воздухе, а форма, казалось, успела отсыреть.