Отец! Дай встретить час мой судныйБез утешений, без помех!Я не считаю безрассудно,Что власть земная спишет грехГордыни той, что слаще всех;Нет времени на детский смех;А ты зовешь надеждой пламя!Ты прав, но боль желаний — с нами;Надеяться — О Боже — в томПророческий источник ярок! —Я не сочту тебя шутом,Но этот дар — не твой подарок.Ты постигаешь тайну духаИ от гордыни путь к стыду.Тоскующее сердце глухоК наследству славы и суду.Триумф в отрепьях ореолаНад бриллиантами престола,Награда ада! Боль и прах…Не ад в меня вселяет страх.Боль в сердце из-за первоцветаИ солнечных мгновений лета.Минут минувших вечный глас,Как вечный колокол, сейчасЗвучит заклятьем похорон,Отходную пророчит звон.Когда-то я не ведал трона,И раскаленная коронаВ крови ковалась и мученьях.Но разве Цезарю не РимДал то, что вырвал я в сраженьях?И разум царственный, и годы,И гордый дух — и мы царимНад кроткостью людского рода.Я рос в краю суровых гор:Таглей, росой туманы сея,Кропил мне голову. Взрослея,Я понял, что крылатый спорИ буйство бури — не смирились,А в волосах моих укрылись.Росы полночный водопад(Так в полусне мне мнилось это)Как будто осязал я ад,Тогда казался вспышкой света,Небесным полымем знамен,Пока глаза туманил сонПрекрасным призраком
державы,И трубный голос величавоДолбил мне темя, воспевалЛюдские битвы, где мой крик,Мой глупый детский крик — звучал(О, как мой дух парил, велик,Бил изнутри меня, как бич),В том крике был победный клич!Дождь голову мою студил,А ветер не щадил лица,Он превращал меня в слепца.Но, знаю, человек сулилМне лавры; и в броске водыПоток холодный, призрак битвыНашептывал мне час бедыИ час пленения молитвы,И шло притворство на поклон,И лесть поддерживала трон.С того мгновенья стали страстиЖестокими, но судит всякС тех пор, как я добился власти,Что это суть моя, пусть так;Но до того, как этот мрак,Но до того, как этот пламень,С тех пор не гаснущий никак,Меня не обратили в камень,Жила в железном сердце страстьИ слабость женщины — не власть.Увы, нет слов, чтобы возникВ словах любви моей родник!Я не желаю суетыПри описанье красоты.Нет, не черты лица — лишь тень,Тень ветра в незабвенный день:Так прежде, помнится, без сна,Страницы я листал святые,Но расплывались письмена, —Мелела писем глубина,На дне — фантазии пустые.Она любви достойна всей!Любовь, как детство, — над гордыней.Завидовали боги ей,Она была моей святыней,Моя надежда, разум мой,Божественное озаренье,По-детски чистый и прямой,Как юность, щедрый — дар прозренья;Так почему я призван тьмой —Обратной стороной горенья.Любили вместе и росли мы,Бродили вместе по лесам;И вместе мы встречали зимы;И солнце улыбалось нам.Мне открывали небесаЕе бездонные глаза.Сердца — любви ученики;Ведь средь улыбок тех,Когда все трудности легкиИ безмятежен смех,Прильну я к трепетной грудиИ душу обнажу.И страхи будут позади,И все без слов скажу…Она не спросит ни о чем,Лишь взором тронет, как лучом.Любви достоин дух, он в бойУпрямо шел с самим собой,Когда на круче, горд и мал,Тщету тщеславия познал,Была моею жизнью ты;Весь мир — моря и небеса,Его пустыни и цветы,Его улыбка и слеза,Его восторг, его недуг,И снов бесцветных немота,И жизни немота вокруг.(И свет и тьма — одна тщета!)Туман разняв на два крыла —На имя и на облик твой,Я знал, что ты была, былаВдали и все-таки со мной.Я был честолюбив. УкорУслышу ль от тебя, отец?Свою державу я простерНа полземли, но до сих порМне тесен был судьбы венец.Но, как в любой другой мечте,Роса засохла от тепла.В своей текучей красотеМоя любимая ушла.Минута, час иль день — вдвойнеИспепеляли разум мне.Мы вместе шли — в руке рука,Гора взирала свысокаИз башен вековых вокруг,Но башни эти обветшали!Шум обезличенных лачугРучьи стогласо заглушали.Я говорил о власти ей,Но так, что власть казалась вздоромВо всей ничтожности своейВ сравненье с нашим разговоромИ я читал в ее глазах,Возможно, чуточку небрежно —Свои мечты, а на щекахЕе румянец, вспыхнув нежно,Мне пурпур царственный в векахСулил светло и неизбежно.И я пригрезил облаченье,Легко вообразил корону;Не удивляясь волшебствуТой мантии, я наявуУвидел раболепство черни,Когда коленопреклоненноЛьва держат в страхе на цепи;Не так в безлюдии, в степи,Где заговор существованьяОгонь рождает от дыханья.Вот Самарканд. Он, как светило,Среди созвездья городов.Она в душе моей царила,Он — царь земли, царь судеб, снов.И славы, возвещенной миру.Так царствен он и одинок.Подножье трона, дань кумиру,Твердыня истины — у ног.Единственного Тамерлана,Властителя людских сердец,Поправшего чужие страны…Я — в царственном венце — беглец.Любовь! Ты нам дана, земная,Как посвященье в тайны рая.Ты в душу падаешь, жалея,Как ливень после суховея,Или, слабея каждый час,В пустыне оставляешь нас.Мысль! Жизни ты скрепляешь узыС обычаями чуждой музыИ красотой безумных сил.Прощай! Я землю победил.Когда Надежда, как орлица,Вверху не разглядела скал,Когда поникли крылья птицы,А взор смягченный дом искал, —То был закат; с предсмертной думойИ солнце шлет нам свет угрюмый.Все те, кто знал, каким сияньемЛучится летний исполин,Поймут, как ненавистна мгла,Хоть все оттенки собрала,И темноты не примут (знаньемБогаты души), как один,Они бы вырвались из ночи;Но мгла им застилает очи.И все-таки, луна, лунаСияньем царственным полна,Пусть холодна, но все же такОна улыбку шлет во мрак.(Как нужен этот скорбный свет).Посмертный нами взят портрет.Уходит детство солнца вдаль,Чья бледность, как сама печаль.Все знаем, что мечтали знать,Уходит все — не удержать;Пусть жизнь уносит темнота,Ведь сущность жизни — красота.Пришел домой. Но был мой домЧужим, он стал давно таким.Забвенье дверь покрыло мхом,Но вслед чужим шагам моимС порога голос прозвучал,Который я когда-то знал.Что ж, Ад! Я брошу вызов самОгням могильным, небесам,На скромном сердце скорбь, как шрам.Отец, я твердо верю в то,Что смерть, идущая за мнойИз благостного далека,Оттуда, где не лжет никто,Не заперла ворот пока,И проблеск правды неземной —Над вечностью, над вечной тьмой.Я верую, Иблис не могВдоль человеческих дорогЗабыть расставить западни…Я странствовал в былые дни,Искал Любовь… Была онаБлагоуханна и нежнаИ ладаном окружена.Но кров ее давно исчез,Сожженный пламенем небес.Ведь даже муха не моглаИзбегнуть зорких глаз орла.Яд честолюбия, сочась,В наш кубок праздничный проник.И в пропасть прыгнул я, смеясь,И к волосам любви приник.
Я видел: в день венчанья вдругТы краской залилась,Хоть счастьем для тебя вокругДышало все в тот час.Лучи, что затаил твой взор, —Как странен был их свет! —Для нищих глаз моих с тех порДругого света нет.Когда девическим стыдомРумянец тот зажжен,Сойдет он вмиг. Но злым огнемГорит его отсвет в том,Кто видел, как венчаясь, вдругТы краской залилась,Хоть счастьем для тебя вокругВсе расцвело в тот час.
О, будь вся юность долгим сном одним,Чтоб пробуждался дух, объятый им,Лишь на рассвете вечности холодной;Будь этот сон печален безысходно, —И все ж удел подобный предпочтетБезрадостной и косной яви тот,Чье сердце предназначено с рожденьяСтрастей глубоких испытать смятенье.Но будет сходен сон такой иль нетС фантазиями отроческих лет,Когда бывают грезы столь прекрасны,Что лучших небо ниспослать не властно?Как часто ярким полднем в летний знойЯ, мысленно покинув дом родной,Скитался по далеким чуждым странам,Плыл к существам неведомым и странным,Плодам воображенья моего…Что мог еще желать я сверх того?Лишь раз пора мечтаний нам дается,Тоска ж по ней до смерти остается.Уж не под властью ль тайных чар я жил?Не ветер ли ночной в меня вложилСвой образ и порывы? Не луна лиМеня манила в ледяные дали?Не к звездам ли с земли меня влекло?Не знаю. Все, как вихрем, унесло.Но хоть в мечтах, а счастлив был тогда яИ к ним пристрастье ввек не обуздаю.Мечты! Без них была бы жизнь бледна.В них, радужных, олицетворенаТа схватка яви с видимостью ложной,Благодаря которой и возможноВ бреду познать любовь и рай полней,Чем в самом цвете юных сил и дней.
В уединеньи темных думДуша окажется… УгрюмЗдесь камень, мертвенна могила —И празднословье отступило.В молчанье здешней тишиныНет одиночества… Ты знаешь:Здесь мертвые погребены,Которых ты не забываешь.Здесь души их, здесь духи их,Здесь их завет: будь строг и тих.Ночь — хоть ясная — ненастна.Россыпь ярких звезд — ужасна;Помертвели ореолы,Пали светлые престолы;Не надеждою полны,А кровавы и мрачныИх лучи — чума и пламя,Вечно властные над нами.Дум неизгладимых бремяИ видений вещих время —Ими дух твой напоен,Как росой омытый склон.Ветер — вздох Господен — тих.Холм, обитель неживых, —Тень, лишь нет в ночном тумане;А туман — напоминанье,Образ, символ и покровТайны Тайн во тьме миров!
Нахлынуло лето,И звезды бледны,И тают в полуночномБлеске луны.Планеты-рабыниПодвластны луне,И луч ее стынетНа белой волне.Улыбалась луна,Но казалась лунаТакой ледяной, ледяной.И ползли с вышины,Словно саван бледны,Облака под холодной луной.Но взор мой влекли,Мерцая вдали,Вечерней звезды лучи.Тонкий свет еле тлел,Но душу согрелВ холодной, лунной ночи,И ловил я глазамиДалекое пламя,А не блеск ледяной над волнами!
Лето в зените,Полночь темна.Звезды бледнеют —Всходит луна,В небо выводитСвиту планет.Брызжет холодныйНа воду свет.Луна улыбалась,Но мне показаласьУлыбка ее неживой,А тучи под нею —Трикраты мрачнее,Чем черный покров гробовой,Но тут я в молчаньеУвидел мерцаньеВечерней звезды над собой.Был луч ее дальнийВо тьме изначальнойЧуть зрим, но согрел с вышиныОн душу, которойТак больно от взораБесстрастной и близкой луны.
Целую в лоб, — прощай! Прости!Разъединяются пути —И завтра розно нам идти.Я вижу: ты права была —Все в жизни — Сновиденье, мгла.Надежды отлетели прочь, —Их день развеял, или ночь? —Зачем гадать, искать ответ, —Они мечта… их больше нет.И все, чем жили мы, поверь —Виденья смутных снов теперь!У моря буйного сижу —И за игрою волн слежу —И слушаю хорал морской.Я горсть песку зажал рукой —Песчинки… мало… — и скользятМеж пальцев, сыпятся назад —К безжалостным волнам спешат.Возможно ль крепче руку сжатьИ золотинки удержать?— Туманятся глаза слезой:Не сохранил я ни одной!— Ужели всё, чем я живу,Мечта — во сне — не наяву?
Печально лоб целую твой,Но прежде, чем прощусь с тобой,Поведаю тебе одной…Да, ты не зря твердила мне,Что жизнь моя течет во сне,Но, если нет надежды боле,То — ясным днем иль при лунеОна ушла — не все равно ли,Во сне ушла иль не во сне?Все, что несут нам сон и бденье,Лишь сновиденье в сновиденьи.…Стою на берегу морском,У ног — прибоя вечный гром,И бережно держу в рукахПесчинок золотистый прах,А он сквозь пальцы, как струя,Стекает в море бытия —И горько, горько плачу я!О Боже! Что ж моя рукаНе может удержать песка?О Боже! Где мне силы взятьХоть бы песчинку удержать?Ужели всё — и сон, и бденье —Лишь сновиденье в сновиденьи?
Как часто сердцу горы, чащи, воды —Безлюдные святилища ПриродыДают столь всеобъемлющий ответ,Что забываем мы о беге лет!1Был в юности знакомец у меня,Имевший дар общенья со вселенной;Но, красоту ее в себе храняИ дух свой, этот факел в жизни бренной,Воспламеняя и лучами дня,И блеском звезд на тверди довременной,Не знал он, что за силой одержим,Когда владело исступленье им.2Что это было? То ли наважденьеОт чар луны в глухой полночный час?То ль краткий миг внезапного прозренья,Что раскрывает больше тайн для нас,Чем древние оккультные ученья?То ль просто мысль, что в плоть не облеклась,Но, как роса траву в начале лета,Живит рассудок, несмотря на это?3Как вид того, что любишь всей душой,Ленивые зрачки нам расширяет,Иной предмет, в который день-деньскойЛюбой из нас привычно взор вперяет,В нежданном свете предстает поройИ глубиной своею изумляет.Лишь звон разбитой арфы душу такПронзает. — Это символ, это знак4Того, что нам сулят миры другиеИ в красоте дает провидеть тутСоздатель лишь таким сердцам, какие,Не будь ее, — от неба отпадут,Поскольку бой в себе они, слепые,Не с верою, но с божеством ведут,Чтобы себя, его низринув с трона,Венчать своей же страстью, как короной.
