Т. 14 Чужак в стране чужой
Шрифт:
И увидел, что сжигает себя. Легкие работали с такой же интенсивностью, как дома, сердце колотилось, как бешеное, едва успевая разносить поступающий кислород по телу — и все это в борьбе с искривлением пространства, и все это в удушающе обильной и невыносимо горячей атмосфере. Требовались срочные меры.
Вскоре пульс снизился до двадцати ударов в минуту, а дыхание стало почти незаметным для постороннего (отсутствовавшего в данный момент) взгляда, оставалось только проверить стабильность достигнутого состояния.
С чего начать?
С того момента, когда он покинул дом, всеобъяв этих других, ставших отныне его согнездниками? Или с прибытия в этот мир, в это мучительно скомканное пространство? Мозг Смита на мгновение послезрел ослепительные вспышки, наново услышал непонятные грохочущие звуки и содрогнулся от боли. Нет, он не готов еще воспринять эту конфигурацию — назад! назад! назад, туда, где он еще не видел и не знает этих других, ставших теперь своими. Даже дальше, за тот момент, когда он впервые огрокал, что отличен от братьев своих согнездников, после чего потребовалось исцеление… назад, в гнездо!
Ничто из этого не мыслилось в земных символах и понятиях. Смит освоил уже азы английского, но пользовался им со значительно большими затруднениями, чем индус, говорящий на бейсик-инглише с турком. Для нашего марсианина английский представлял собой нечто на манер кодовой книги, дающей после долгой, нудной работы совершенно неадекватное переложение текста. Сейчас его мысли витали в абстракциях, сформировавшихся за полмиллиона лет развития совершенно чуждой человеку культуры и были абсолютно непереводимы на какой-либо из человеческих языков.
А за стенкой доктор Таддиус резался в криббедж {3} с Томом Мичемом, личным фельдшером Смита, не забывая при этом поглядывать на приборные шкалы. Когда мерно подмигивавшая лампочка снизила темп своего мерного подмигивания с девяноста двух раз в минуту до двадцати, медики отложили карты и бросились в палату.
Пациент не подавал никаких признаков жизни.
— Позовите доктора Нельсона! — почти выкрикнул Таддиус.
— Да, сэр! — Мичем на секунду задумался. — А как насчет противошокового оборудования?
— Позовите доктора Нельсона!
Фельдшер выскочил в коридор. Таддиус оглядел трупообразного марсианина, протянул было к нему руку, но тут же опасливо отдернул. В палате появился второй врач, постарше, его трудная, неуклюжая походка выдавала человека, долго пробывшего в космосе и не успевшего реадаптироваться к высокой гравитации.
— Так что там у вас?
— Приблизительно две минуты тому назад, сэр, резко упали частота дыхания, температура и пульс.
— И что вы сделали?
— Ничего, сэр. Согласно вашим указаниям…
— Вот и отлично. — Нельсон окинул Смита взглядом, затем изучил показания приборов — ровно таких же, как и в дежурной комнате. — Если будут какие-либо изменения, сразу сообщайте. — Он повернулся к двери.
— Доктор, а как же… — недоуменно начал Таддиус.
— Да, доктор? У вас есть какой-нибудь диагноз?
— Э-э… мне не хотелось бы проявлять излишней самонадеянности, высказываясь по поводу вашего пациента…
— Я же спросил — у вас есть какой-нибудь диагноз?
— Хорошо, сэр. Шок. Возможно, — добавил он уже без прежней уверенности в голосе, — несколько нетипичный. Но все равно — шок, ведущий к летальному исходу.
— Мнение вполне разумное, — кивнул Нельсон. — Только вот случай перед нами не вполне разумный. У меня на памяти этот пациент впадал в подобное состояние добрый десяток раз. Вот посмотрите. — Он приподнял руку Смита, а затем отпустил ее. Рука не упала, а так и осталась висеть в воздухе.
— Каталепсия? — заинтересовался Таддиус.
— Как бы это ни называлось, задача у вас одна — не позволяйте никому его беспокоить, а при любых изменениях зовите меня. — Нельсон осторожно положил безвольную, словно восковую руку на прежнее место и вышел из палаты.
Таддиус еще раз взглянул на пациента, недоуменно покачал головой и вернулся в дежурную комнату. Мичем собрал со стола карты, потасовал.
— Криб?
— Нет.
— Если хотите знать, — заметил Мичем, — этот, за стенкой, и до утра не дотянет.
— Ваше мнение никого не интересует. Покурите там, с охранником, а я хочу посидеть спокойно и подумать.
Мичем пожал плечами, неторопливо встал и вышел. Вытянувшиеся было в струнку охранники узнали фельдшера и снова расслабились.
— Что у вас там за шум, а драки нет, — поинтересовался один из морских пехотинцев, который повыше.
— У пациента родились тройняшки, вот мы и спорим, как их назвать. Ну, гориллы, кто даст мне в зубы, чтоб дым пошел? И огоньку.
— А с молоком у него как? — поинтересовался второй охранник, выуживая из кармана пачку сигарет.
— Да так себе, средненько. — Мичем затянулся и добавил: — Вот как на духу, ребята, не знаю я про этого пациента ровно ничего.
— А на хрена этот приказ насчет «никаких женщин ни при каких обстоятельствах»? Он что, сексуальный маньяк?
— Я знаю одно: его привезли с «Чемпиона» с указанием обеспечить абсолютный покой.
— «Чемпион»? — переспросил первый охранник. — Ну, тогда все ясно.