Т. 2. Ересиарх и К°. Убиенный поэт
Шрифт:
Все следующие дни газеты пестрели рассказами о сенсационных преступлениях, совершенных против женщин во всех уголках Парижа. Одну из них нашли голую и подвешенную, как флаг, раскачиваемый ветром, к жалкому подобию дерева посреди бульвара Бельвиль. Дети, старики были задушены. В дальнейшем будет отмечено, что дело касается только тех, кто не мог оказать сопротивления. С наступлением темноты прохожим, толпой спешащим по бульварам, женщинам и мужчинам, резали бритвой руки и бедра: бритва мгновенно разрезала одежду, потом — плоть. Бритва входила в тело безболезненно, и несчастные, обливаясь кровью, падали только через несколько шагов. Первые преступления приписывались бандам апашей и других татуированных дикарей, из тех, что пугают наши избранные души и приносят разочарование всем верящим в способности рода человеческого к самосовершенствованию. Другие злодеяния были отнесены на счет одного из маньяков, которыми кишат суды и Сальпетриер{28}
…Прошло несколько месяцев, и я оказался в одной из компаний оригиналов, что шляются по кабачкам Латинского квартала. Сидели мы в «Лотарингке», методично поглощая абсент рюмку за рюмкой. Вместе со мной был мелкий газетчик из тех, кто ведет рубрику какой-нибудь хроники на третьей полосе прозябающих бульварных газетенок, поставляет статейки для крупной ежедневной прессы и выклянчивает в торговых фирмах заказы на рекламу. Был там и некий шофер, вхожий ко всем фабрикантам на улице Великой Армии, — на нем было пальто и фуражка из тюленьей кожи; у таких, как он, всегда есть машина на продажу, а сами они тоже всегда собираются покупать машину, досконально знают автомобили всех марок и при случае перехватывают у вас сто су. Был с нами и студент Академии художеств, и колониальный чиновник, недавно вернувшийся с Мартиники. Он в третий раз рассказывал нам об извержении Мон-Пеле{29}. Журналист предлагал сыграть в покер. Студент академии зевал, выражая желание играть с джокером.
— А вот и Филипп! — сказал шофер.
Филипп, тоже студент, был весьма красивый малый, не вызывающий доверия, но шикарный, а пришел он вместе с Неллой, статной и очаровательной брюнеткой. Корсет ее, по моде того времени спускавшийся довольно низко, делал Неллу пышнобедрой, но выпуклости эти были обманчивыми — те, кто знал девушку близко, отрицали ее сходство с Каллипигой{30}. Филипп пожал нам руки, скинул реглан и шляпу, поправил прическу, галстук и уселся напротив Неллы за соседний столик. Он заказал красного шамбери для себя и хинной настойки для Неллы. Затем, обернувшись к нам, заявил:
— А у меня новость! Нелла хочет податься в монашки.
Шофер воскликнул:
— Монастыри упразднили.
Журналист заметил, что теперь для новопостриженных монахинь нужен солидный вклад. Нелла провозгласила:
— Я хочу сделаться послушницей у нищенствующих кармелиток.
Мы громко расхохотались, затем хором спросили:
— И что тебя на это толкает?
Филипп усмехнулся:
— История — закачаешься. Послушай, Нелла, расскажи.
— Да ей уже сто лет! — сказала Нелла, но уступила нашим настояниям.
— Ну ладно! — начала она. — У меня было одно дело на улице Пепиньер возле площади Святого Августина, и я шла по бульвару Мальзерб, так как хотела сесть в омнибус у Мадлен. Вдруг на углу улицы Матюрен передо мной вырос человек и воскликнул: «Сударыня или милая девица, я — еврей. Я умираю, окрестите меня!» Я испугалась — дело-то близилось к полуночи — и припустилась было бежать, но мужчина, задыхаясь, вцепился мне в руку и молил: «Я — великий преступник! Последнее мое преступление самое ужасное: только что я отравил самого себя. Мне вдруг пришло в голову, что, может статься, я вообще умру без крещения, и я решил покончить жизнь самоубийством, чтобы успеть принять его. Я раскаиваюсь, сударыня, и умоляю вас. Там, у поребрика, — ручеек. Вам только и остается, что полить мне водой на голову и сказать: „Крещу тебя во имя Отца, Сына и Святого Духа“. Поторопитесь — яд делает свое дело, и я чувствую приближение смерти». Прохожие начали останавливаться, мы ловили на себе их любопытные взгляды. Незнакомец почувствовал, что силы покидают его, и лег на тротуар. Я сжалилась над этим молящим меня умирающим. Зачерпнула ладошкой стоячей воды и окрестила еврея, как он того просил, он же тем временем горестно восклицал: «Меа culpa, mea culpa!» [1]
1
Моя вина, моя вина! (Лат.).
Тут появились полицейские. Новокрещенный бредил: «Я — христианин! О, как я страдаю!.. Пить… Небеса открываются…» Он скончался в конвульсиях, пока полицейские несли его прочь. Мне пришлось последовать за ними в участок. Случай этот дал мне повод кое-что заявить комиссару полиции. Об этом немного писали газеты, но другие, более важные события захватили в то время внимание публики, и слова мои не получили той огласки, на которую я надеялась. Еврея звали Габриэль Фернизун. При нем было обнаружено завещание, по которому он передавал все свое состояние архиепископу Парижскому с обязательством со стороны последнего сделать все от него зависящее для скорейшего обращения евреев в христианство, чтобы успеть это произвести до конца света. В ожидании его он обратил в истинную веру и меня. Я покоя знать не буду, пока не постригусь в монахини и не начну помогать немощным, что в скором времени и произойдет. Но самое странное: всех, кто приближался к покойнику, удивлял приятный аромат, источаемый телом Фернизуна. Комиссар сказал, что врачи могут объяснить это редко встречающееся явление. Ну а я считаю, что это чудо. Более того: в участок тело несли два полицейских — один смеялся, думая, что имеет дело с очередным пьяницей. Так вот, он умер на следующий день от разрыва аорты. Другой же утер своим носовым платком пену, выступившую на губах агонизирующего, и закрыл ему глаза. Недавно он получил наследство и сделался богатым до конца своих дней. Все это рассказал мне он сам, я видела его у комиссара.
Поведанная история ввергла всех в уныние. Журналист ушел одним из первых, сказав, что напишет заметку по поводу Фернизуна и Неллы. Думаю, однако, что он от своего замысла отказался: история имела ярко выраженный клерикальный оттенок и была достойна болландистов{31}. Шофер со студентом академии расплатились за съеденное и выпитое и молча удалились. Филипп заказал жаке, но тут ушел и я — не в очень веселом расположении духа, оставив новообращенную и ее любовника наслаждаться выпивкой.
На следующий день я встретился с одним моим другом — священником. Я рассказал ему историю Фернизуна в подробностях, начиная с визита, который тот нанес мне, до тех удивительных событий, что воспоследовали за его кончиной. Священник внимательно выслушал меня и заявил:
— Этот Габриэль Фернизун наверняка в раю. Крещение смыло с него все грехи, и он присоединился к сонму невинных, что пребывают в бесконечном поклонении смертных. Он увеличил собой число очистившихся душ, кого Церковь почитает в День Всех Святых.
На этом я расстался со своим другом. Но вскоре мне стало известно, что с одобрения архиепископа, получившего после кончины Фернизуна очень большую сумму, он составил официальный документ по этому странному и поучительному случаю, произошедшему с евреем, который прожил жизнь преступником, но спасся, ибо верил. Священник этот добился письменно заверенных свидетельских показаний от полицейских, Неллы и комиссара полиции. Я тоже обещал свое участие.
Через пятьдесят лет процесс канонизации Габриэля Фернизуна дойдет до Рима. У адвоката Бога будет прекрасная роль. За ту минуту, что прошла между крещением и смертью, Фернизун успел стать не только восхитительным, но и достойным подражания, а его предшествующая жизнь, смытая крестильной водой, с точки зрения религии в счет не идет. Чудеса, сотворенные его бренными останками, покажутся непреложными. Наука, пытающаяся объяснить своими естественными средствами приятный аромат, источаемый его трупом, смешна. Более того, и труп Фернизуна послужил к обращению в веру. Ведь Нелла, правда подталкиваемая священником, действительно стала монашенкой и в настоящее время наставляет своих товарок по монастырю. Очевидны и чудеса, произошедшие с полицейскими. Неверующие могут говорить о случайном совпадении внезапной смерти и появления неожиданного наследства, но в процессе канонизации случайности места нет. Единственной зацепкой, из которой адвокат дьявола сможет что-то вытянуть, будет сама вода, которой воспользовались для крещения. Воды парижских канав редко бывают чистыми. А так как Фернизун получил крещение недалеко от стоянки омнибуса, адвокат дьявола выдвинет предположение, что водой этой была просто конская моча. Победи эта точка зрения, будет признано, что Габриэль Фернизун никогда и не был крещен, а в этом случае — Бог мой! — дорога в ад, как мы знаем, выстлана добрыми намерениями.
ЕРЕСИАРХ
Англо-саксонский мир интересуется вопросами религии. В Америке — особенно: новые религии, возникающие на основе христианства, каждый год являют себя здесь миру и набирают приверженцев.
А вот католицизм реформаторы и пророки своим вниманием, судя по всему, не балуют. Действительно, догматы собственной религии давно перестали беспокоить католиков. Да и сами эти незначительные теологические расхождения, что приводили раньше к возникновению ересей, ныне весьма редки. Однако католические священники действительно часто покидают лоно церкви. Делают они это потому, что теряют веру. Многие священнослужители уходят, поскольку их собственное мнение не совпадает с каноническими установлениями по вопросам нравственности и дисциплины (брак священнослужителей и т. п.). Расстриги обычно просто перестают верить в Бога, но есть и те, кто создает малые схизмы{32}. Но настоящий ересиарх, как Арий{33} например, больше не появляется. Какие-нибудь одинокие шутовские фигуры существовать могут, но рождение элхасаита{34}, вероятно, уже невозможно.