Та, что меня спасла

Ночь Ева

На улице жарко. Голубое небо падает на голову бездонностью. Ни облачка, ни пёрышка – только бесконечная синь разных оттенков. Лада обнимает себя за плечи, будто ей холодно. Но это лишь защитный жест – я вижу. Желание собраться с мыслями. А думы у неё тяжёлые, как отшлифованные мраморные плиты у фонтана.

– Пойдём, я напою тебя соком. Или чаем. Что захочешь. Здесь слишком неуютно для разговоров на серьёзные темы.

Она смотрит на меня немного испуганно и ошарашено – погрузилась в себя полностью. В последнее время я маньяк и постоянно просчитываю, какие позиции оказываются выгодными для похищения или выстрела, например. Ругаю себя последними словами. Как сказала бы Линка Синица – о чём думаешь, то и притягиваешь.

И ужасно, что я перестал наслаждаться жизнью и хорошим солнечным днём, например.

– Твой папа гонщик? Не ждала тебя так быстро.

– У меня водитель из бывших. А сагу о папе ты лучше у моей родительницы расспроси. Узнаешь много интересного. У нас скелетов в шкафу не меньше, чем у вашего семейства.

– Со своими бы разобраться, – передёргивает она плечами, словно её знобит.

Мы устраиваемся поудобнее в ресторанчике, в закрытой зоне. Это хорошее место, я здесь бывал. Надеюсь, нам никто не помешает.

– Я немного издалека начну, – Лада водит пальцами по краю стакана, словно колдует. Наверное, это её успокаивает. – Я не стыжусь того, что сделала много лет назад, – смотрит она мне в глаза. – И признаюсь: если бы Настя не появилась так резко и не всплыла в связи с тем, что вышла за тебя замуж, она бы так и осталась неизвестной Таисией Прохоровой, сиротой, приживалкой при мерзкой тётке. Я не собиралась вводить её в семью. Не собиралась спустя много лет раскрывать тайну её спасения. Да, я присматривала за девочкой – и только. Получала отчёты от своего человека, нанятого за деньги – и это всё. Мне… достаточно было знать, что она живая и здоровая. Учится, добивается чего-то в жизни. Сама. У неё характер, есть сила воли. Она не слабачка. Породу в карман не засунешь, как ни крути. А Настя – дочь своего отца. Да и внучка своего деда, чёрт меня побери.

Лада судорожно втягивает воздух в лёгкие. Я понимаю, что она пытается успокоиться и не расплакаться у меня на глазах. Тоже не любит показывать слабость.

– Я понимаю тебя и не осуждаю. Возможно, поступил бы также, – хочу её немного приободрить, но Лада не нуждается в моей поддержке. У неё внутри – собственная шкала ценностей и именная гильотина для своих ошибок.

– Она слишком приметная. Похожа на Диму. И глаза – по ним можно вычислить даже без теста ДНК. Это тот сценарий, что я не предвидела. В голову даже прийти не могло. Тогда я поступила, как получилось. Как смогла – спонтанно, бесцельно, на эмоциях. Мне было девятнадцать, но какая разница? Отец… мой и Димин отец… всегда отличался крутым нравом и пытался во всём руководить. Властный тиран. Вроде тебя, Эдгар Гинц. Но Диму ему не удалось подмять. Я – другое дело. Даже после папиной смерти его рука дотянулась до меня.

Чтобы освободиться и избежать участи Диминой семьи, я отказалась от наследства и выскочила замуж за человека, которого выбрал для меня отец. Я… поспешила, сознаю. Ничего хорошего из этого брака по расчёту не вышло, но я успешно скрывалась многие годы, игнорировала семейные торжества, изредка общалась с матерью по телефону, не расспрашивала, как она живёт и как ей живётся с человеком, за которого она вышла замуж. Это был её выбор. Меня о нём не спрашивали.

Антон – мерзейший человек. Он пытался ко мне подкатывать. Нет, ничего такого… он даже руки не протягивал, но взгляды, масляные улыбочки, попытки разговаривать при любом удобном случае – всё это отталкивало. Вряд ли он пытался таким образом наладить контакт с падчерицей. Но сейчас, по прошествии лет, я не могу быть в этом уверена.

Лицо я удержал на месте только усилием воли и долгими тренировками, которые позволяли сохранять покер-фейс даже при дрянных раскладах. Я ожидал чего угодно, но только не вот это заявление. Она что, пытается его сейчас выгородить?.. Отчима, который семью её брата на небеса отправил?..

– Я знаю, как это звучит. И как выглядит –

тоже. Но после всех событий я вернулась домой – впервые после побега замуж. Встретилась лицом к лицу с мамой и… этим человеком. Он умирает, и ему уже ни до чего нет дела. Куда только делся тот вполне очаровательный самец – я могу понять мать… Наверное. Отец всю жизнь давил и командовал. А с… этим она смогла жить по-человечески. Как бы дико это не звучало. Я тогда не очень-то вникала во всё это. Подросток. Не самый лучший и примерный. Вечно со мной всякие истории случались. И так далее. Но это не важно на самом деле сейчас.

– Умирает? – я, кажется, услышал главное. Остальное… ей нужно было выговориться – я понимал. И даже чувствовал её боль и растерянность.

– Да, – трёт Лада лоб. Тонкие пальцы, идеальный маникюр. Изысканная. Ухоженная. Стопроцентная женщина. – У Антона рак головного мозга. Опухоль неоперабельная. Уже ничего не поможет и не помогло. Никакие деньги не воскрешают. Угасает. Приступы. Но вполне ещё в себе.

Лада снова смотрит мне в глаза. Сжимает губы. У неё неяркая помада в коричнево-пастельных тонах. Тёмные тени в тон делают синь её глаз отчётливее и ярче.

– Я тогда ошиблась. Не поняла. Да и не в состоянии была разбираться, кто прав, кто виноват. Хотелось получше спрятать Настю и удрать подальше. Это не Антон, Эдгар. Не он злодей. Тряпка – да. Трус – безусловно. У всей этой истории был и есть серый кардинал.

– Федя, – у меня даже сарказма не получилось, потому что если бывают моменты, когда ты потрясён, то этот – из их числа.

– Догадаться нетрудно, – прикрывает Лада глаза и безостановочно водит пальцами по краю стакана, к которому она так и не притронулась. – Он настолько струхнул, что не доверил это дело никому. Сам поехал сюда разбираться и выяснять, что к чему. Нервишки у него уже явно не те, раз тётку по голове огрел.

– А он каким боком во всём этом? – хочу дослушать до конца, чтобы начать строить планы. Мне жизненно необходимо выстраивать логические цепочки, думать, анализировать, находить решение.

Лада достаёт из сумки салфетки, тщательно протирает край стакана и наконец-то делает глоток. Маленький. Чтобы промочить горло. Видимо, пересохло всё от нервов.

– Он родной брат Антона. Старше на пару лет. Такой же красавец и пройдоха, но с двойным дном и с характером покрепче. Это он всё придумал. И он всё провернул. Это он должен был оказаться на месте Антона, но мать почему-то выбрала не Федю. Федя этого не понял. Зато понимаю я: мать больше не захотела находиться под игом властного самца. Выбрала того, что помягче и подобрее.

Осталось только достать этого говнюка, чтобы он не портил атмосферу и не подбирался к моей жене. Я уже углубился в собственные мысли, но голос Лады меня догнал:

– Он где-то здесь, Эдгар. Что-то замышляет. А у меня – признание Антона. Он всё мне рассказал. Я передала дело в полицию. В надёжные руки. Но нам всё равно нужна помощь. Здесь. Думаю, ты знаешь, к кому обратиться, чтобы найти этого урода.

Я киваю. Протягиваю руку.

– Пойдём отсюда. И спасибо, что настояла на встрече. Что рассказала всё с глазу на глаз. Я бы не хотел, чтобы Тая… нервничала. У неё завтра особенный день. Не будем портить ей праздник.

Она вкладывает ладонь в мою руку. Горячую и сухую. Кивает в ответ и улыбается. Вымученно, но с облегчением. Она сбросила груз с плеч. Облегчила душу. Рассказала историю, что мучила её долгие годы. Смелая и мужественная девочка, заслужившая и прощение, и отдых.

45. Тая

Я просыпаюсь от поцелуев. Снова от поцелуев. Тону в нежности и бережных прикосновениях. Я раритет. Бесценное произведение искусства. Так он относится ко мне – мой муж. Я слушаю его дыхание. Схожу с ума от губ, что касаются меня везде. Подставляюсь ему бесстыдно, выгибаюсь в руках.