Та, что надо мной
Шрифт:
– Вот, наловчился уже, - с гордостью сказал он.
Я помолчал.
– Доставишь настоятелю в монастырь книгу и письмо? Я заплачу.
– Свидетелям-то? Это который рядом с моими родными местами? Да не надо денег, так доставлю, господин. Бешеной собаке день пути не крюк.
Я подумал о том, что Колен найдёт, к какому делу пристроить крепкого парня, пусть даже с одной рукой. Один только монастырский сад требует постоянных трудов.
Зеленоглазая Рури стоит неподалёку и робко косится на меня. Она слегка отъелась и многому научилась, оказавшись одной из самых толковых моих помощниц. Но заговаривать первой всё ещё побаивается. Я обращаюсь к ней:
–
– Я собираюсь оставить службу, господин.
– Ну что ж, война закончилась, ты в своей воле. Но куда ты пойдёшь?
– Я беру её в жёны, - заявляет возникший у Рури за спиной Кел. Говорит он до сих пор едва внятно, но не может не поддержать девушку.
Кел был молодой красивый парень. Был. До тех пор, пока лицо ему не разрубили палашом, оставив шрам на лбу, развалив надвое нос, разбив челюсть и выбив треть зубов. Примерно половину луны только Лаури и Рури удавалось его напоить и помочь съесть хотя бы кашу и жидкую похлёбку. Зеленоглазая возилась с ним больше всего. Кела очень удивило, что за увечье ему ещё полагаются какие-то деньги, пусть не так много, как за потерянную ногу или руку. Он постоянно строил планы, как заведёт своё хозяйство, хотя из его бормотания было трудно что-то понять.
С притворной строгостью я говорю девушке:
– Вы же обещали не трясти юбками у меня на службе.
Рури краснеет всем телом, как это бывает с рыжими и белокожими. Ей стыдно, что она меня подвела.
– Ну, мы только....
– Что?
– Целовались, - тихо произносит она.
Представив себе это, я на какое-то время застываю столбом. Потом бодро заявляю:
– Ну, тогда не страшно. Так что тебе полагается жалование за всё время и еда на дорогу.
Проводив новоиспечённых супругов и пожелав им доброго пути, я впадаю в задумчивость. У этих простолюдинов позади голод, ужас и увечья. Все их надежды - на небольшой кусок своей земли и на то, что у них будет чуть больше, чем прежде свободы, которая позволит без помех на ней работать. Но они как дети радуются наступившему дню и чего-то ждут от будущего. Стану ли я когда-нибудь таким или прошедшее уже не отпустит меня? Даже эти мужланы сильнее тебя, Шади...
Всю следующую половину луны я с раннего утра приходил во дворец. Битюг оправился и по-прежнему служил в охране. Заговорить мы не решались, но со второго дня уже здоровались. Надо было разобраться с королевской казной. Сулва увёз её при отступлении в Вилагол, и расходы на оборону шли из личных денег Стурина и Миро. Младший Кори собирался с ней сбежать, но его перехватили, так что бОльшая часть оказалась возвращена в столицу. Однако обещанные выплаты за увечье следовало выдать хотя бы тем, кто ещё находился в городе. С уже разъехавшимися можно было подождать до осени. Но всё равно денег оставалось совсем мало. Об осени я думал с тревогой. Нельзя было начинать с ошибок прежнего правления, и в первую очередь нельзя было обделять воинов и повышать налоги с крестьян. По правде говоря, во избежание новых волнений поборы с них следовало бы хоть немного скостить. В эту зиму неплохо заработали оружейники, и мне удалось договориться, чтобы они выплатили осенний налог сейчас, пусть даже с небольшой скидкой. Отдав эти деньги на полгода в рост, они получили бы примерно столько же, так что обе стороны были не в обиде. Прочим ремесленникам надо было как-то подняться после войны, и они сами нуждались в займах. Я даже уговорил Миро дать им ссуды из его личных средств. В довершение всего мне удалось найти часть денег, разворованных при Сулве, и заставить их вернуть, хотя на этом я приобрёл ещё несколько врагов.
Тем временем в столицу понемногу возвращались благородные, которым тоже требовалось жалование. Одни вспомнили о тех должностях, которые им полагалось занимать при короле по наследственному праву, и в самом деле были обычно чем-то полезны. Другие, более наглые, выкапывали звания, упразднённые столетия назад, вроде хранителя королевского ночного сосуда. Миро ухитрялся как-то от них отбиваться, но однажды вечером пришёл ко мне посетовать на жизнь:
– Представляешь, Шади, меня пытались убедить, что при государях должен быть придворный, проверяющий, нет ли в постели тараканов и мышей.
Я рассмеялся:
– Это должность ввели два столетия назад, при короле Брастере, который боялся насекомых до потери рассудка после того, как ему в ухо забежал таракан. И после его смерти сразу же отменили. Кажется, он и до того был не вполне в себе, а после - и вовсе стал подозревать, что иные оборотни превращаются в этих мелких тварей, чтобы попасть во дворец и ему навредить. Даже Архивариус не смог его разубедить.
Молодой король посерьёзнел:
– Ещё о должности просил старший Ори. Говорят, что он умён и злопамятен, но после того, что я услышал от тебя, мне не захотелось принимать его на службу.
– Что совершенно справедливо. Лучше, если подобные люди далеко от тебя, а не поблизости, когда могут укусить, а не только облаять.
– Он уже облаял. Заявил, что Павия в руках трёх юнцов, которых привел к власти хитрый лис, и это уже всем понятно.
– Это кто же?
Ну да, и соправители, и Архивариус совсем молоды, однако будь они выжившими из ума старцами, я опасался бы за судьбу страны куда больше. Я, конечно, тоже приложил руку к тому, чтобы они уцелели и заняли это место... Ульфовы когти!
– Миро, я же не нарочно! Так получилось.
Миро, за миг до того злой и мрачный как туча, хохочет во всю глотку:
– Шади, брось ребячиться. Все мы знаем, что ты не интриган, но от тебя ведь и в самом деле много зависело. Право, этим стоит гордиться. Я думал, что ты много раз уже слышал подобные глупости. Просто Дмир Ори - единственный, кто оказался достаточно наглым, чтобы высказать их мне в лицо. Зато теперь у меня есть все основания не пускать его на порог.
Однако я понимаю, что одной заботой у нас прибавилось:
– Чтобы полагать, что кто-то способен повлиять на Архивариуса, надо быть безнадёжным болваном. Но вы-то со Стуриным что собираетесь предпринимать?
– Ну, мы думали, что когда ты вернёшься в свет, то сможешь сам отстоять свою репутацию.
Я машу рукой:
– Миро, я никогда не был человеком светским. Даже мой отец не был, хотя уж его-то можно было считать безупречным и в манерах, и в делах. Хорошей репутацией я и раньше не мог похвастаться, а в светских манёврах, которые могли бы её восстановить, мало что понимаю. Но дело же не во мне, а в вас. Кто-то действительно осмеливается говорить, что вы слишком зависимы от меня в своих решениях? Больше, чем следует зависеть от советника, опытного в своём занятии?
После долгого молчания Миро выдавливает из себя:
– Бывает и такое.
– Тогда как только я разберусь с делами, мне, видимо, следует на время покинуть столицу. В вашей способности править и принимать решения я никогда не сомневался. Другое дело, что у вас остались враги - настоящие опасные враги, а не мелкие пакостники вроде Дмира. Но прежние начальники стражи и сыска снова на своих местах, а я не раз убеждался, что им можно доверять. Следуйте их советам, даже если предлагаемые предосторожности покажутся вам чрезмерными. Почаще обсуждай дела государства и достоинства придворных со Стурином, но не забывай вести себя так, чтобы не подхватить от него болезнь.