Та, что превращает время в пыль
Шрифт:
К слову, мой личный призрак отвечать мне не пожелал. Я с надеждой взглянула на письмо, втайне надеясь, что прямо на моих глазах на свободном от чернил пространстве начнут появляться слова. Ничего подобного.
Я переминалась с ноги на ногу. Первый восторг поутих, сменившись задумчивостью. Страх больше не затмевал собой любопытство – мне мучительно хотелось вызвать призрака на разговор. Я действительно этого хотела. И внезапно подумала – а что, если принять правила его игры и посмотреть, что из этого выйдет?
Вынула из верхнего ящика стола ручку. Повертела в тонких пальцах, и, с минуту помедлив, написала: «Прости». Совесть кольнула тонкой холодной иглой – одно дело
Безумие… Я писала духу.
Я перечитала его краткое послание и улыбнулась уголками губ. Я сейчас балансировала на тонкой грани между реальностью и нереальным. Читая короткое письмо из одной только строчки ярких, нетронутых временем чернил, я будто бы пересекала эту грань.
Письмо осталось лежать там, где я его и нашла – вместе с моим извинением. И рядом – стопка писчей бумаги – на случай, если дух пожелает дать мне ответ.
***
С первым письмом наша связь с Кристианом – если призраком, конечно, был именно он – будто окрепла. Однажды я услышала шаги в коридоре – такие громкие и отчетливые, будто бы наяву. Несколько секунд – и все исчезло. Воцарившуюся тишину спугнул отчаянный стук моего сердца. Я, как была, в тоненькой ночнушке, выбежала в коридор. Пусто. И хотя я боялась того, что могла увидеть, неожиданно для самой себя почувствовала разочарование.
Призрак не желал отвечать мне – или считал разговор исчерпанным, приняв мое извинение за чтение его писем, или же не мог прорваться сквозь завесу, разделяющие два таких близких и чуждых друг другу мира – мир живых и мир мертвых. Проходил день за днем, я с надеждой приходила в кабинет, в ожидании, что меня там будет ждать письмо – письмо, прошедшее сквозь призму времени и грань между двумя мирами. Пусто… Кипа писчей бумаги, а сверху – лишь одно мое слово. «Прости».
Странное дело – почему меня так огорчало его молчание? Откуда во мне это неуемное желание понравиться незнакомцу – призраку, в конце концов! Он мертв, я жива, так почему я так переживаю из-за прочитанных писем и того, что он – мертвый – подумал обо мне?
Не знаю, в какой раз я подумала о невидимом жильце своего дома, как вдруг увидела… его. Призрачный, полупрозрачный силуэт молодого мужчины, тонкая бледно-голубая дымка, шлейф, сложившийся в эфемерную мужскую фигуру.
При свете дня это показалось неправильным, почти кощунственным. Как же так? Разве не ночь – время призраков? Разве они могут появляться при свете дня? И тут же ответила самой себе, мысленно усмехнувшись – а разве призраки умеют писать живым?
Он стоял от меня на расстоянии протянутой руки – и я ее послушно протянула, желая дотронуться, убедиться. Мгновение – и дух растаял, словно мое прикосновение его спугнуло. Мои пальцы схватили лишь воздух. Еще долго я стояла на кухне, жалея, что так поспешно бросилась к нему. Возможно, для посланника мира духов мое прикосновение было ядовитым – жизнь уничтожала смерть.
Работу на лето я искать не стала – денег на каникулы мама оставила мне достаточно, и большую часть времени я была предоставлена самой себе. Изучила городок: зеленые лужайки и аккуратно подстриженные розовые кусты радовали глаз, неподалеку вырисовывались зубья утесов, уткнувшихся вершинами в облака. Иногда при взгляде на них мне казалось, что острые пики вот-вот проткнут облака, и на землю из прорехи посыплется белый пух – воздушный и невесомый.
Жители Ант-Лейка оказались не слишком общительными людьми. Если не считать Дикси и Чака – девятнадцатилетнего владельца «Чайки», которому кафе перешло от отца, за полтора месяца, прошедшие со дня переезда в «Лавандовый приют», я успела познакомиться лишь с соседкой, невероятно приветливой пожилой дамой по имени Бритти – она настаивала, чтобы я называла ее исключительно так, с молодой словоохотливой мамочкой Жанин и местным чудаком по имени Элгран – старичком с опрятной седой бородкой и непроизносимой фамилией, которая тут же выветрилась у меня из головы. Каждый день Элгран прохаживался вдоль улицы со своей не менее чудаковатым псом по имени Гибси.
Однажды мне в голову пришла идея расспросить местных жителей о том, кто жил в «Лавандовом приюте» до бабушки. Но понять, кем был этот таинственный Кристиан, мне так и не удалось – старичок с псом вспомнил только влиятельную семейную пару, которые, по всей видимости, и продали бабушке «Лавандовый приют». Элгран тогда был совсем мальчишкой, и помнил лишь, что в этой семье случилась какая-то трагедия – кажется, убили дочь. Они в спешке продали особняк – почти за бесценок, оставили половину вещей, взяв с собой самое необходимое, и покинули город. Но как я ни допытывалась, больше ничего узнать не сумела.
В один из дней, наполненных туманом и безмолвием, я перебирала книги в обширной библиотеке «Лавандового приюта». Мой взгляд задумчиво скользил по названиям, в то время как пальцы рассеяно гладили корешки книг – гладкие или же с тиснеными буквами. Я разобрала последнюю коробку, забытую в багажнике машины, но дорогую моему сердцу – там содержалось полное собрание сочинений Альфреда Рэйба.
Мой любимый писатель, чьи книги я могла перечитывать бесконечно. Я выросла на его сказках о юной чародейке Тель Тессо. Серия насчитывала шесть книг, зачитанных мною до дыр, седьмую, долгожданную всеми почитателями Тель Тессо – как детьми, так и взрослыми, – Рэйб, увы, не дописал. Тяжелая болезнь унесла его в могилу прежде, чем был дописан черновик о похождениях Тель Тессо в волшебном мире.
Я бесчисленное количество раз думала о том, как много книг не успел написать Альфред Рэйб, сколько историй не успел рассказать, и как много людей не прочитают книг гения и потрясающего сказочника – потому, что смерти безразлично, кого забирать.
Переставляя книги и освобождая место на полке для книг о Тель Тессо, я настолько погрузилась в свои мысли, что не сразу заметила бумажный прямоугольник, выскользнувший из одной из книг и упавший к моим ногам. Это оказалось еще одно письмо – но на этот раз его автором был не Кристиан, а та самая Орхидея. Послание было более теплым, искрящимся любовью и нежностью. Я не чувствовала в нем холодности и отчуждения, как и горечи расставания – как в тех, первых, письмах. Стало ясно – это письмо было написано намного раньше.
«Мой дорогой Кристиан!
Зная, как ты увлечен мифами и легендами, я не смогла удержаться от того, чтобы купить тебе в подарок эту книгу. Надеюсь, она скрасит твои холодные вечера – пока меня не будет рядом.
Кристиан, как же я жду нашей встречи!
С любовью, твоя Орхидея»
Я задумчиво вертела в руках письмо. Мой взгляд приковала дата, стоящая в конце послания. Уму непостижимо – послание Орхидеи было написано сто пятьдесят лет назад! Решив, что Кристиан умер не так давно, я ошиблась. Нас разделяли не годы и не десятилетия, а полтора века.