Та, которой не стало
Шрифт:
— Что это ты придумал? — спрашивает Люсьен.
— Неполадки! Не ясно, что ли! С машиной неполадки. Наверное, карбюратор!
— Вот не хватало!
Можно подумать, что он это нарочно. Обидно, конечно, застрять у самого Манса. Там сильное движение, даже ночью! Равинель выходит из машины. Сердце колотится. Пронизывающий, холодный ветер посвистывает в голых ветвях. Отчетливо слышен каждый звук. Вот где-то звонко громыхнули вагоны, потом состав сдвинулся с места. Неторопливо проплыл по деревне автомобильный гудок. Черт побери, живут же люди в черепашьем темпе. Равинель приподнимает капот.
— Подай фонарик.
Она протягивает ему фонарь.
— Давай побыстрей.
Равинель не нуждается в понукании. Он с остервенением сдувает в сторону едкий, отдающий бензином и маслом пар. Хрупкий жиклер покоится на его ладони. Придется разобрать карбюратор, положить куда-нибудь крошечные винтики. Их спасение зависит от одного из этих кусочков металла. На лбу у Равинеля выступает пот, скатываясь, щиплет глаза. Он садится на подножку, аккуратно раскладывает перед собой детали карбюратора. Люсьен расхаживает по шоссе.
— Лучше бы помогла, — замечает Равинель.
— Правда, может, так будет быстрее. Ведь вполне возможно…
— Что?
— Что первый же встречный автомобилист может поинтересоваться, не надо ли нам помочь.
— Ну и что?
— Как «ну и что»? Он может выйти из машины и предложить нам свои услуги.
Равинель с силой продувает маленькие медные трубочки. Рот наполняется едкой кислой слюной. Но он все дует и дует… И уже не слышит замечаний Люсьен. Слышно только, как пульсирует в висках кровь. Наконец он переводит дух.
— … Полиция!
Что она мелет, эта Люсьен! Равинель протирает глаза, смотрит на нее. Хм… боится!… Сомнений нет. Наверняка подыхает от страха. Вынимает из машины свою сумочку. Равинель вскакивает и бормочет, держа жиклер в зубах:
— Ты что, собираешься меня бросить?
— Хватит болтать, дурак!
Машина. Из Манса. Не успели они и глазом моргнуть, как она оказалась почти рядом. Яркий луч света очерчивает их фигуры, и они чувствуют себя словно голыми. Растущая черная громада -замедляет ход.
— Дело дрянь? — раздается жизнерадостный голос. В темноте угадывается большой грузовик. Из окна высовывается мужчина. Алеет красная точка сигареты.
— Да нет! — отзывается Равинель. — Уже порядок.
— Может, девочка пожелает ехать со мной? — хохочет шофер и, трогаясь, машет рукой.
Грузовик спешит дальше, слышится только скрип переключаемых скоростей. Люсьен без сил опускается на сиденье. Но Равинель в бешенстве. Впервые она обозвала его дураком.
— Сделай одолжение — сиди спокойно. И держи свои соображения при себе. Ты не меньше моего виновата.
Неужели она действительно собиралась удирать? Добраться до Манса? Они ведь связаны одной веревочкой. Да разве бегство от него спасло бы ее? Люсьен молчит. По ее позе нетрудно догадаться, что она решила ни во что не вмешиваться. Пусть сам выпутывается. А ведь нелегко собрать заново карбюратор, почти вслепую, пристраивая прыгающий фонарик то на коробке скоростей, то на крыле или на радиаторе. Каждую секунду гайки могут свалиться, закатиться в песок. Но от злости пальцы Равинеля обретают такую уверенность, такую ловкость и подвижность, какой он еще никогда не знал. Он осматривает машину, нажимает на стартер. Все в порядке. Мотор работает исправно. Тогда Равинель из озорства хватает канистру и не спеша, медленно наливает полный бак. Их обгоняет грузовик-цистерна, освещая на мгновение салон и длинный сверток едко-зеленого цвета. Люсьен съеживается на сиденье. Хорошо же! Он водворяет огромную канистру на прежнее место — на громыхающий лист железа, закрывает багажник. Поехали! Половина первого. Равинель нажимает на педаль. Ему почти весело. Люсьен струхнула. И еще как. Куда больше, чем тогда, в ванной. Почему? Риск тот же — ни меньше, ни больше. Во всяком случае, в их отношениях что-то вдруг изменилось. Она чуть не предала его. Конечно, Равинель больше об этом никогда не заговорит, но будет иначе реагировать, если она снова попробует обращаться с ним свысока.
Красный огонек грузовика-цистерны приближается. Равинель обгоняет его и мчится вперед. Вот и Бос. Небо прояснилось. Высыпали звезды. Они медленно бегут за дверцами машины. О чем она, интересно, думала, хватая сумочку? О своем общественном положении, о своем месте в больнице? Она его чуточку презирает. Несчастный коммивояжер! Он давно это понял. Его считают простаком, не способным разбираться в тонкостях. Но он не такой уж дурак, как кажется.
Ножан-де-Ротру! Длинная, бесконечно длинная улица, кривая и узкая. Небольшой мост и черная, поблескивающая в отсветах фар водная гладь. «Внимание — школа!» Ночью школьники спят. Равинель не замедлил хода. Вот он уже на другом, крутом берегу. Мотор рычит во всю мочь.
Черт побери! Жандармы. Трое, четверо. «Ситроен» поставлен поперек дороги, загораживает проезд; у края дороги выстроились мотоциклы. И все залито ярким светом: спины, портупеи, лица жандармов. Они машут. Придется остановиться. Равинель выключает фары. Внезапно его скрючивает от подступающей к горлу тошноты, как тогда в ванной. Он машинально резко тормозит, и Люсьен с силой упирается в распределительную доску, чтобы не стукнуться. Его мутит. Вот уже электрический фонарик прогуливается по мотору, по кузову… Глаза жандармов впиваются в глаза Равинеля.
— Откуда едете?
— Из Нанта. Коммивояжер.
Равинель вовремя сообразил, что это уточнение может их спасти.
— Вы не обгоняли возле Манса большой грузовик?
— Вполне возможно. Как-то не обратил внимания, знаете… Жандарм переводит взгляд на Люсьен. Равинель спрашивает как можно более непринужденно:
— Гангстеры? Жандарм заглянул под сиденье, гасит фонарик.
— Мошенники. Везут перегонный куб.
— Странная профессия. Моя мне больше нравится!
Жандарм отходит. Равинель медленно трогается с места, проезжает мимо выстроившихся. в ряд мужчин, постепенно набирает скорость.
— А я — то уж подумал… — бормочет он.
— Я тоже, — признается Люсьен.
Он едва узнает ее голос.
— Во всяком случае, не исключено, что он взял на заметку наш номер.
— Ну и что? Именно ну и что! Какая разница? Равинель не намерен скрывать свое ночное путешествие. В каком-то смысле даже хорошо, если жандарм записал номер машины. Ведь в случае чего этот человек мог бы засвидетельствовать… Только вот одно… Женщина в машине. Но, может, жандарм об этом и не вспомнит…
Стрелка часов перед глазами продолжает свой однообразный бег. Три часа. Шартр где-то очень далеко, на юго-востоке… За поворотом открывается Рамбуйе. Ночь по-прежнему темным-темна. Не зря они выбрали ноябрь. Зато вот движение становится все сильнее. Грузовики с молоком, тележки, машины связи… Теперь Равинелю уже не до размышлений. Он внимательно следит за дорогой. Вот и окраина Версаля. Город спит. Машины для поливки улиц неторопливо двигаются в ряд, позади огромного грузовика, похожего на танк. Тяжелая усталость наваливается на плечи Равинеля. Хочется пить.