Та, кто приходит незваной
Шрифт:
Ладно, это все лирика. Надо понять, как организовать процесс. Хотя, если они увлекутся работой, посетители с официантами им не будут помехой… Если работаешь вдвоем в общественном месте, есть возможность сосредоточиться друг на друге.
…В первый момент, когда Евгений понял, что Лиля все-таки сбежала от него, он пришел в ярость. Он был готов проклинать ее. Ну нельзя же так – сначала накрутила человека, взболтала его мозг, все внутренности, а потом дала задний ход!
Он еще находился внутри отношений с Лилей. Он думал о ней, он хотел ее,
И кто знал, что он способен потерять голову от какой-то смазливенькой блондиночки, которая совсем не в его вкусе…
Неужели и правда он ее любил?
А жена, а сын? Хотя при чем тут жена с сыном… Дайте мне Лилю, срочно! Эту гадкую и сладкую Лилит-искусительницу с круглыми коленями, пахнущими клубникой…
Евгений сидел за столиком перед раскрытым ноутбуком, перечитывал сценарий, то и дело косился на входную дверь, каждый раз дергаясь, когда она открывалась: Лиля, не Лиля?
Наконец очередной раз дверь распахнулась, и в зал вошла Лиля. В каком-то новом, еще неизвестном Евгению плаще… И опять, черт возьми, такая вся бело-розово-свежая, чистая, словно ее родниковой водой умыли!
Лиля огляделась, заметила Евгения…
– Привет, – сказала она, садясь рядом. Указала пальцем на бокал: – А это что?
– А это твой любимый «ксю-ксю» с шампанским, – сказал он, чувствуя, как внутри все дрожит от радости.
– О, спасибо. Напьемся и такое насочиняем…
– Лиля, Лиля, ты не о том говоришь, – с укором, едва сдерживая обиду, произнес Евгений.
– А о чем надо?
– Зачем ты сбежала?
– Женя…
– Я же тебя люблю. Я без тебя жить не могу. – Он попытался улыбнуться, но не получилось – вероятно, его улыбка со стороны смотрелась гримасой. – А ты меня любишь?
– Какая прелесть, циничного Евгения Лазарева потянуло на романтик… – пробормотала Лиля.
– Нет, ты скажи. Я серьезно. Я хочу знать, как ты ко мне относишься, что я для тебя, – настаивал он, прекрасно понимая, что его настойчивость в данном случае – мальчишество. Смешно и глупо взрослому мужчине требовать подобных признаний от девушки.
– А какая тебе разница? Ты сам сказал, что у нас просто секс, и не надо грузиться лишними мыслями…
– Лиля, Лиля, я тебя как человека прошу! Скажи мне.
Она молчала, улыбалась. Водила пальцем по столу, опустив глаза… Тянула время. Мучила.
А Евгений смотрел на нее и думал о том, что никогда еще не испытывал подобных чувств. Да, он влюблялся несколько раз в своей жизни, он любил – но никогда еще не терял головы. Может, ему казалось раньше, что он любит, и только теперь на него снизошло это чувство. Но тогда получается, правда любовь – это безумие?.. Ведь самому справиться с тем, что с ним сейчас творилось, реально невозможно!
– Люблю, – тихо сказала она. И подняла свои прозрачные, блестящие, тоже словно отмытые, глаза.
Некоторое время Евгений не мог говорить – горло перехватило. Потом справился с собой. Никак не стал комментировать признание Лили. А чего тут скажешь? Пустые обсуждения будут лишними. (Главное слово – оно уже произнесено. Любит. Она его любит…) Поэтому он сразу перешел к делу:
– Чащин тебе объяснял, что одну сцену в тексте надо переделать?
– Да. И концовку обязательно позитивную… Но это очевидно, по-моему.
– Смотри, что я думаю… Наша Маша убегает от киллера по ночному городу. У нас просто бег с препятствиями, в сцене погони только она и киллер. А если…
– А если ввести еще эпизодических героев? – подхватила Лиля.
– Да. Да! Ведь даже ночью Москва – не пустой город. Здесь полно народу, какие-то кафе открыты круглосуточные…
– И Маша обращается за помощью к людям, но все шарахаются от нее, не принимают всерьез! Собственно, как обычно и бывает – можно помереть среди толпы, никто и не оглянется. Только надо все это сделать в юмористическом ключе, понимаешь?
Они углубились в работу. Сидели, не замечая людей вокруг. Ни чужие разговоры, ни мельтешение официантов вокруг не могли помешать им, вопреки сомнениям Евгения.
Так они провели время до позднего вечера, потом Евгений пошел провожать Лилю.
Было темно уже, горели фонари, освещены фасады домов, мерцали огнями рекламные вывески, придавая ночному московскому пейзажу праздничный вид…
– Дальше не надо, – попросила Лиля. – Вон мой дом.
– А чего ты боишься? Что тебя увидит кто-то из знакомых? И что? Мы же официально коллеги, ведем работу над одним проектом. И когда выйдет фильм, а я надеюсь, что это случится, – наши фамилии в титрах будут стоять рядом…
– Я все равно боюсь и не хочу, – мрачно произнесла Лиля.
«Мужа своего она боится беспокоить… – догадался Евгений. – Как она трясется над ним, как он ей дорог… Но зачем тогда врать, что любит меня?»
Евгений ревновал. Он обнял Лилю, накрыв полами своего плаща, прижал к себе. «Невыносимо. Да, это все – невыносимо!» – попытался описать словами все то, что сейчас происходило внутри него.
Хотя что в этом особенного – миллионы людей проходили через подобные адюльтеры. Страсти-мордасти, ревность к супругу возлюбленной… Сплошная банальщина.
«Есть ли что банальней смерти на войне и сентиментальней встречи при луне. Если что круглее твоих колен, колен твоих. Ich liebe dich. Моя Лили Марлен. Моя Лили Марлен…»
Уже ночью, из дома, Евгений написал и отправил Лиле по электронной почте письмо следующего содержания:
«Я не знаю, как высказать тебе все то, что творится у меня внутри, моя Лилечка. Как всегда – сапожник без сапог… (Смайлик, изображающий улыбку.) Но я понял одно: без тебя я умру. (Смайлик, изображающий печаль.) Нет, не физически, но я умру как человек, как личность. Я могу жить и работать только рядом с тобой, Лилечка. Я не думал, не ожидал, что найду человека, которого я так понимаю и который настолько понимает меня.