Та, кто приходит незваной
Шрифт:
Она почувствовала боль и от удара слетела с кровати на пол.
Сергей включил торшер, повернулся и, поглаживая бок ладонью, кривя губы, тоже с ненавистью и отвращением спросил сдавленным шепотом:
– Ты что творишь, а? Ты ума сошла?
Лиля молчала, продолжая лежать на полу, прижав ладонь к щеке. Она чувствовала вкус крови во рту. Вероятно, изнутри щека поранилась о зубы.
– С ума сошла? – повторил Сергей. – Чего молчишь?
Поскольку Лиля безмолвствовала, он вскочил, рывком поднял ее за локти, бросил обратно на кровать. И добавил немного другим
– На хрена ты меня колотить вздумала? Вот и получила.
Кажется, он пытался оправдать свой удар.
Но что сделала в следующее мгновение Лиля? Она взяла и плюнула Сергею в лицо, кровью. Он дернулся, словно собираясь снова ударить жену, вытер лицо краем пододеяльника, заметил на нем кровь. И сказал уже почти примирительно, даже немного испуганно:
– Извини, я не хотел тебя бить. Само получилось. Ну извини, пожалуйста. Больно?
Муж протянул руку к Лиле, но она, точно кошка, оцарапала его.
– Лиля, блин… Тебе «Скорую», что ли, вызвать? – опять взбесился муж, отдернув руку. И, кажется, он испугался еще сильнее, не понимая, что творится с женой.
– Я тебя ненавижу, – сквозь зубы говорила Лиля. – Я тебя ненавижу.
– Да я давно понял, что ты меня ненавидишь, дорогая моя…
– Я тебе изменила. У меня был любовник. Я тебе с начала осени изменяла, – прошипела Лиля. – Ну, что ты на это скажешь?
Она произнесла эти слова и вздохнула прерывисто. Больше хранить в себе эту тайну она не могла. Будь как будет.
«Я тебе изменила. У меня был любовник. Я тебе с начала осени изменяла…» – услышал Сергей. Хотя он и подозревал жену, вернее, был почти уверен в том, что у Лили роман на стороне с этим ее соавтором, но произнесенное признание произвело ошеломляющее впечатление.
…Этот вечер он опять провел у Светланы. Прекрасный, надо сказать, вечер. Сергей притащил ей в дом продуктов, подарков, Света приготовила чудесный ужин. Потом этот яркий, с криками и стонами, секс…
А тут, дома, среди ночи, его ждал удар под дых, в прямом и переносном смысле.
Он, оказывается, не хотел признания жены. Пока роковые слова не произнесены, еще можно в глубине души надеяться, что Лиля чиста и невинна, что она ему не изменяла. Иллюзия, самообман все это, конечно, но зато теперь точно придется что-то делать, решать. Выбирать?
– С Лазаревым, что ли? – усмехнувшись презрительно, уточнил Сергей.
– Да.
– А то я не знал… Удивила, тоже мне.
– Что же ты тогда меня не остановил? – мрачно спросила Лиля. – За свою семью надо было бороться.
– Здрасте. Ты мне рога наставляешь, а я тебя должен прощать и спасать? – возмутился Сергей. – Ты точно рехнулась. Это ж как я должен себя не уважать… И потом, я, Лилечка, если ты не заметила, все эти годы за нашу семью боролся, как только мог. Работал, не пил, не гулял. Я относился к тебе с уважением, многое тебе позволял. Ну как же, моя Лилечка – творческая личность, с ней надо по-особому себя вести, ее надо беречь! – высказал он.
– Спасибо. Огромное тебе спасибо, что не мешал мне, – скривилась она, прижимая ладонь к щеке.
– Сколько сарказма… Больно? – строго спросил Сергей. – Дай посмотрю. Ты же понимаешь, что я не нарочно тебя ударил.
– Убери руки! – опять зашипела Лиля.
– Давай я тебе лед принесу и мазь… Какую мазь надо в подобных случаях?
– Цианиду мне принеси!
– Очень остроумно. Прямо как реплика в плохом кино. Вы с Лазаревым, поди, такую же пошлую лабуду вместе сочиняли?
– Такую же. И не тычь мне в глаза Лазаревым, я с ним рассталась давно. Я решила сохранить семью. Я решила остаться с тобой, с Викой.
– О, какой подвиг – остаться с любящим мужем и родной дочерью… Я сейчас заплачу. Остаться в доме, где все хозяйство тащит на себе моя мать, остаться там, где никто тебя не контролирует, никто ничего не заставляет тебя что-то делать. Какой подвиг! Кто бы тебя, дуру такую, безрукую и наглую, ленивую, стал бы терпеть, кроме меня? – с ненавистью негромко произнес Сергей.
Лиля некоторое время молчала, едва заметно вздрагивая. Было видно, что внутри у нее тоже все клокочет.
– Что, правда глаза колет? – насмешливо продолжил Сергей. – А не надо мне спектакли устраивать, провоцировать… Ты ведь провокаторша, Лилька. Это отвратительно. Вот есть такие бабы, провокаторши… Сами нарываются. Потом вопят, что мужик ей в бубен дал. А не нарывайся! Нет, я не оправдываю мужчин, которые руки распускают, но ведь есть они, такие мерзкие тетки, вроде тебя, которые способны любого довести.
– Ты чужой, – с трудом проговорила жена. – Ты всегда был мне чужим. Ты мне не мешал, да, за что спасибо огромное. Но ты меня и не поддерживал. Ты никогда не интересовался тем, что я делаю, зачем. Твой пофигизм – это еще не поддержка.
– Ой, можно подумать, ты особо моей жизнью интересовалась, – парировал он.
– И ты мне не интересен, ты прав. Мы – чужие. И зря я старалась сохранить семью… И вот про твою мать…
– Давай, давай, про мою мать! Какая она поганка тоже…
– Она замечательная женщина. Я ее очень уважаю. Я с ней практически и не скандалила никогда. Хочет она жить с нами – ради бога. Хочет быть главной, быть хозяйкой в нашем доме – да пожалуйста. Она хотела всем управлять – я отдала ей бразды правления. А если бы не отдала, знаешь, что получилось бы? Война – вот что. Война и ад.
– Какие громкие слова… – усмехнулся Сергей. Но тем не менее он чувствовал в словах жены правду. Он никогда об этом не думал – благодаря чему в доме царит мир и порядок… Выходит, Лиля уступила матери главенство в доме, матери, которая, сколько помнил себя Сергей, всегда являлась женщиной деятельной, командиршей в быту.
– Но что ужасно, я теперь избалована, да, – кивнула Лиля. – Я привыкла ничего не делать по дому. Это так удобно… Вот сегодня вечером пыталась помочь Раисе Петровне, и что? Все не так. Посудомойка – зло, посуду надо мыть руками, с помощью хозяйственного мыла. Ну, раз так, ладно, давайте сама помою, вручную… «А ты неправильно моешь, плохо ополаскиваешь, Лиля. Я лучше сама!» – передразнила жена Раису Петровну.