Та, кто приходит незваной
Шрифт:
«Ну что ж, я не рубль, чтобы всем нравиться», – философски размышлял Герман Чащин, читая прессу.
Его новый фильм сравнивали с ранними работами Александрова: «Волга-Волга», «Цирк»… Все то же безудержное веселье на фоне зажигательных мелодий, динамичный сюжет. Кто-то из критиков даже обмолвился, что у нового творения Германа Чащина имеется «имперский блеск». Другие критики утверждали, что Чащин снял никакое не имперское кино, а лиричную комедию в духе 60-х, насыщенную событиями, людьми, вроде известного шедевра – «Я шагаю по Москве».
Словом,
И главное, фильм понравился публике!
Все новогодние праздники Герман безбожно пьянствовал, пытаясь сбросить то дикое напряжение, в котором находился весь конец прошедшего года, когда и роды Эли, и грядущая премьера (а вдруг провал?!) слились в одну большую головную боль.
Но все обошлось. Теперь можно расслабиться.
А вот потом, в конце января, началась обычная история. Режиссер почувствовал некую неудовлетворенность, неприкаянность. Как так, он еще не у дел? И Эля тоже как-то спросила, словно мельком, баюкая младшенькую на руках: «Ну что, Герман, за что теперь возьмешься?» Она, его муза, его мучительница, опять жаждала подтверждения того, что он, Герман Чащин, – гений.
Да и продюсеры тоже намекали, что ждут от него новое кино… Сценаристы всеми правдами и неправдами пытались подсунуть Чащину свои сценарии.
И начал режиссер потихоньку включаться в любимый процесс. Продюсеры, на волне успеха от предыдущего кино, завалили его предложениями о создании чего-то подобного – чтобы и комедия, и драма в одном флаконе, и лиричная история любви…
К весне Чащин перелопатил кучу сценариев и не нашел ничего подходящего. Все не то. Если нет хорошего сценария, то нет и хорошего фильма.
Эх, был бы жив Юрка Пересветов, друг и сценарист… Вот он понимал Чащина, Юрка всегда чувствовал, что хочет от него режиссер. Но Юрки уже второй год как нет…
И теперь только Лиля и Евгений были в состоянии написать то, что могло вдохновить режиссера. Но они отказались работать в соавторстве! Чащин сначала предложил написать сценарий Евгению, но то, что получилось, те наброски, что создал тот без участия Лили, режиссера не устроили. Не то.
Жека Лазарев, конечно, замечательный лирический драматург, но уж больно он «растекается мыслию по древу». Что хорошо для театра, для кино не подходит. И потом, Евгений мудрил со сценарной записью.
Ведь сценарная запись не просто так придумана, а для удобства съемки. Одна страница текста равна одной минуте экранного времени. С локациями (то бишь местом, где происходит действие) Евгений тоже мудрил.
До смешного доходило… Вот есть такие два термина в сценарной записи – ИНТ (сокращенно – от «интерьер», то есть если действие происходит внутри помещения) и ЭКСТ (экстерьер – снаружи, вне помещения, на улице, по сути). Евгений эти несчастные ИНТ и ЭКСТ умудрялся перепутать!
Лиля же, когда работала с Евгением, брала работу с оформлением на себя, следила за динамикой, не позволяла своему соавтору расслабляться.
Но Лиля, если брать ее как
И только вместе – Лиля и Евгений, влюбленные друг в друга, – были способны создать нечто стоящее.
Ну да, они семьи пытались сохранить, потому и отказались от совместных проектов… Но, боже мой, а как же творчество? А радость зрителей? А осознание, что не зря живешь, что вот – создал нечто стоящее? Это ощущение не зря прожитой жизни, и вообще, чувство жизни…
Маялся-маялся Чащин и в конце концов решил, что он будет не он, если вновь не сведет Лилю с Евгением. Конечно, эти двое станут мучиться. И будут любить друг друга, и терзаться от вины, и… испытывать безграничное счастье. И они в конце концов напишут тот самый сценарий, который и нужен.
Режиссер отправил два письма – Лиле и Евгению – по электронной почте, одновременно. Обещал и той и другому горы золотые, если они согласятся вновь работать вместе.
Лиля жила тихой семейной жизнью. После всех волнений, переживаний и ссор их отношения с Сергеем перешли на какой-то новый уровень. Муж стал нежнее, добрее, он буквально носил Лилю на руках.
Он перестал пропадать из дома, а если и задерживался – всегда звонил, не давая жене повода сомневаться в верности и преданности. Похоже, он действительно разыграл тогда спектакль, изображая гулящего супруга. «Никого у него не было…» – иногда, вспоминая о прошлом, с усмешкой думала Лиля.
А вот о Евгении она старалась не вспоминать. Да, со временем ей стало легче, но там, в глубине душе, осталось мучительное сожаление, что все-таки прервалась эта связь. Связь, которая делала их обоих – Лилию и Евгения – совершенно другими людьми. Способными на то, что поодиночке они сделать никогда бы не смогли.
В первых числах марта началась бурная оттепель, и яркое солнце заставило стремительно таять обугленный, черный московский снег.
Весна показалась Лиле взрывом. Молодая женщина не знала, что ей делать, в какие слова переплавить свои чувства. Куда девать эти тонны радости, тоски, страха и надежды, которые рождала ее душа… Какой дом, какой дворец построить из этих материалов?
И вдруг – письмо от Чащина. Он предлагал Лиле вновь сойтись с Евгением Лазаревым и написать новый сценарий.
Манипулятор и кукловод Чащин словно догадался о том, что творилось сейчас с Лилей. И он соблазнял ее сейчас, испытывал на прочность.
Ни в коем случае нельзя было поддаваться искушению!
Евгений Лазарев поставил на своем прошлом жирный крест.
Никакой «Лили Марлен» в его жизни не было. Так, морок, наваждение… Осенний сон, который нашептала ему на ухо умирающая природа.
С этими мыслями жить было легче. Холодный и равнодушный, Евгений плыл по течению. И ничего не трогало его сердце. Только своего сына он любил, а общение с другими людьми не приносило ему никакого удовлетворения.