"Та самая Аннушка". Часть первая: "Аннушка и ее Черт"
Шрифт:
Удивительно, но сны на какое-то время пропали — война больше не ломилась ко мне в голову. Наверное, осознание того, что миров множество, всё изменило. Не знаю, почему. На самом деле, какая-нибудь Африка — точно такой же другой мир, с другими людьми, обычаями и раскладами, и это никак не влияет на наше восприятие собственных проблем. Война, которая сожрала мою ногу и надкусила башку, длилась годы, но половина мира не нашла бы на карте, где она идёт. Прошлая война считалась Мировой, но затрагивала едва ли десять процентов его населения — миллионы людей родились, выросли, состарились и умерли, так о ней и не узнав. Мы слишком преувеличиваем свою значимость, считая наши проблемы всемирными, но даже один мир — это очень много всего. Тем не менее, в моей голове
Не знаю, куда и зачем ходил через эту дверцу предыдущий владелец гаража. Сначала я думал, что она ведёт только к морю и башне, но однажды, возвращаясь в гараж, открыл её как-то иначе и вышел в развалинах сарая в каком-то вымершем селе. Кажется, это был наш мир — во всяком случае, телефон поймал сеть, как ни в чём не бывало. Я понял, что это работает как-то иначе, и начал экспериментировать. Сначала ничего не получалось: из гаража открывалось море, от моря — либо гараж, либо руины сарая в селе. Море мне нравилось, сарай — нет, но бесполезны были оба. Я был уверен, что хожу где-то рядом с решением, которое откроет мне дорогу дальше, но нашёл его далеко не сразу.
В то время волонтёрское движение начало угасать, и работы у меня становилось меньше. Причин тому было несколько: люди устали, у людей было мало денег, всем стало очевидно, что эта история будет длиться ещё годы, а мы, если и приближаем победу, то не соразмерно нашим усилиям. Кроме того, государство, чем дальше, тем больше не помогало, а ставило палки в колёса, давая понять, что больше не радо нашей активности. Проверки грузов, проверки финансов, блокировка счетов, внезапные налоговые претензии, требования доказать, что это не коммерческая деятельность, бессмысленные и немотивированные запреты, какие-то пустые придирки на ровном месте… В прессе началась кампания, где волонтёров чуть не поголовно выставляли жуликами, банки не пропускали переводы, граждан убеждали, что жертвовать надо только специально аккредитованному госфонду. Ведь каждый знает, что уж в госфонде-то точно никто ни копейки не сопрёт! Оптимисты говорили, что это признак того, что государство, наконец, всё возьмёт в свои руки, пессимисты — что кто-то просто хочет сесть на денежные потоки, реалисты молча качали головами и сворачивали свою, внезапно ставшую токсичной, деятельность. Ко мне в гараж пришла полиция и велела предъявить какие-то сертификаты, пожарные и санитарные заключения, лицензии и справки о налоговых отчислениях… Все мои заверения, что это не коммерческий автосервис, а волонтёрский проект, демонстративно игнорировались. Более того, мне жирно намекнули, что могут обвинить в разборке краденых машин, потому что мало ли, откуда мне гонят на ремонт эти самые внедорожники? Придраться было несложно — большинство машин не оформлялись как следует, максимум — рукописный договор или доверенность. На кой чёрт бумаги машине, которая сгинет в прифронтовой полосе? По полицейским было видно, что им неловко так прессовать ветерана-инвалида, и что всё они прекрасно понимают, но служба есть служба.
Гаражный сервис пришлось закрыть, и у меня появилось много свободного времени. Личная жизнь не сложилась — женщин, которые настолько отчаялись, что готовы рассмотреть вариант одноногого нищего отставного солдата, сложно встретить в гаражах.
В сторону моря гараж открывался в полуразваленном каменном строении — две с половиной стены и крыша. Я решил его восстановить, благо камни все в наличии, просто осыпались. Приволок несколько мешков пескоцементной смеси, корыто для раствора, натаскал воды и сложил стены обратно. Зачем? Дело шло к зиме, погода портилась, ночевать просто на берегу стало некомфортно, и я решил, что построю себе этакую простенькую хижинку. Оконные рамы со стёклами притащил с помойки, дверь взял с того сарая, что в деревне, печку сварил сам из железа, обложил камнем. Мебели старой надарили соседи, по гаражам много у кого мебель валяется. Вышло, как ни странно, даже уютно. Берлога холостяка, как есть. И вот там-то у меня внезапно получилось. Выяснилось, что
— Просто ты, солдат, природный проводник, — перебила меня Аннушка. — Так бывает. Это не всегда проявляется, можно всю жизнь прожить и не узнать, отчего тебя так таращит. Видеть странные сны, мучиться от неясных желаний, ощущать себя в клетке… Тебе повезло — оказался возле настолько нахоженного прохода, что он, несмотря на годы неиспользования, не схлопнулся. Постепенно вы с ними сонастроились, вошли в резонанс — и вот те нате, одним бродягой в Мультиверсуме больше. Как будто их так мало было…
— Тебе виднее, — пожал плечами я. — Дальше слушать будешь?
— Не, извини, — она душераздирающе зевнула, — рассказываешь ты интересно, но я спать хочу. Да и наслушалась таких историй. Как-нибудь в другой раз. Давай ещё по глоточку и на боковую.
Она разлила остатки из бутылки. Ничего себе, это мы, под мой трёп и кашу, поллитру уговорили? То-то я такой пьяный с отвычки…
— На всякий случай напоминаю, — строго сказала Аннушка, — тем, кто путает понятия «спать рядом с девушкой» и «спать с девушкой», я отстрелю всё, что мешает им жить спокойно. Это, надеюсь, ясно?
— Предельно.
— Тогда я в кузов, а ты где-нибудь тут располагайся, — она окинула степь щедрым жестом. — Земля тёплая, змей я не видела, если будешь храпеть громче, чем я, кину ботинком. Спокойной ночи, солдат.
Глава 3
Синева и романтика
— Какого хрена?
Просто дежавю какое-то — я лежу на земле и смотрю на стоящую надо мной Аннушку. Только что ботинок не на горле, да и пистолет смотрит слегка в сторону. Но, судя по ощущениям, этим ботинком меня только что пнули под рёбра.
— Ты сказал, что больше не орёшь во сне.
— А я орал?
— Как, сука, резаный. Я думала, тебя кто-нибудь за жопу укусил.
— А, так ты не в меня стрелять собиралась? — я показал пальцем на пистолет.
— Это уж как пошло бы. Но блин, я чуть не обоссалась от неожиданности. С тобой всё в порядке?
— Нет, — сказал я честно. — Не всё. Мои сны вернулись.
— Давно?
— Некоторое время назад.
— И что тебе снится?
— Всякая дрянь, — ответил я уклончиво. — Не будем конкретизировать.
— И ты теперь будешь каждую ночь орать, как будто яйца прищемил?
— Не буду. Обычно я просыпаюсь раньше, чем успеваю закричать. Но вчера выпил, вышло вот так. Я стараюсь не пить, но что-то расслабился. Извини, не хотел напугать.
— Понятно. Этому парню больше не наливать, значит. Ну, ничего, я и в одно жало выпить не напрягусь, мне компания не нужна, я девушка самостоятельная. Можно дальше спать, или это ты только распевался?
— Концерт окончен, — буркнул я, заворачиваясь в спальник.
Опьянение как рукой сняло, весь алкоголь с потом вышел. Сегодня как-то особенно ярко было, этак и инфаркт словить можно. Нет, пить мне точно не стоит. Особенно теперь.
У Аннушки нашёлся кофе, и это отчасти примирило меня с синяком на рёбрах. Пнула она меня ночью от души.
— Давай, пей быстрей, солдат, — сунула она мне кружку, — твоими темпами мы тут месяц туда-сюда гулять будем. Ты себе не представляешь, какая это жопа для моей деловой репутации…
— Слушай, — спросил я, дуя на горячий кофе, — а ты через какой проход сюда въехала? Может, до него ближе?