"Та самая Аннушка", второй том, часть вторая: "Не та дорога"
Шрифт:
— Могу я хоть вещи из машины забрать? — поинтересовалась Донка.
— Конечно. Вас проводят.
* * *
Возле машин та же троица: Юрий Какеготамович, «бухгалтер» и «шпион». С нами пришли трое охранников, ещё двое перегружают фильтры в большой грузовик, который заодно запер наши машины.
— Они сказали, вы договорились, босс, — доложил водила, — но, если что…
— Всё нормально, пусть забирают, — разрешил я. — Сворачиваем лавочку.
— Вот ваши деньги, — бухгалтер передал мне пачку «хренделей», я сунул их в карман, не считая.
Шпион
— Это ваша глойти, — сказал Юрий. — Шеф распорядился. Платить не надо, подарок. Препараты и инструкция в сумке.
Сумка висит на плече у девушки, сама она имеет вид совершенно отсутствующий.
— Типовые маршруты прошиты, — добавил он, постучав пальцем ей по голове.
Глойти даже не поморщилась, равнодушно глядя в пространство.
— И как она включается?
— Всё в инструкции. Просто назовите точку назначения и разгоните машину. Забрала вещи? — это он уже Донке.
— Да. Подержите, пока мы попрощаемся.
Она кинула свою вышитую торбу «шпиону», и тот подхватил её, крякнув:
— Там что, кирпичи, что ли?
За оставшиеся у нас три секунды мы успели оказаться за грузовиком, где уже стоят с ружьями наготове предупреждённые условной фразой про «лавочку» водилы. В последний момент я на чистом рефлексе выдёргиваю, ухватив за плечо, гранжевую девчонку. Когда гранаты взорвались, она даже не моргнула.
Осколками положило не всех, но дробовики завершают дело. Охранники вообще не контролировали ситуацию, взрывы оглушили и дезориентировали даже тех, кого не зацепило. Бандиты, что с них взять? Так что мою ошибку свалить не на кого — я не видел кабину фуры, и мне в голову не пришло, что там ещё кто-то есть.
Чуйка сработала, но я не успел среагировать — выскочивший из-за машины придурок не придумал ничего лучше, чем пальнуть картечью мне в грудь. Почти в упор, с пары метров, из ствола со слонобойным калибром. Меня бы даже броник не спас, но его на мне и не было. Я был бы гарантированно мёртв, если бы не Сашка, прыгнувшая ко мне в момент выстрела. Шустрая рободевочка приняла в себя весь заряд до последней картечины, а второй раз он выстрелить не успел.
* * *
Уехали мы на фуре, потому что она стояла носом к дороге и с заведённым мотором, а наши полуторки всё равно посекло осколками. Донка с истерическим подхихикиванием напомнила, что мы и деньги за груз получили, и сам груз забрали. Её до сих пор колотит.
— Кинули кидал и свалили, — сказала она, нервно стуча зубами, и снова захихикала, как полоумная.
— Ты как? — спросил я.
— Я живёхонькая. А могла быть мёртвенькая. Очень, блин, обидненько бы вышло, только-только помолодела.
— За нами могут устроить погоню?
— С их гранжевыми ушлёпками? Могут. Но без шансов. Доночка такие дорожки знает, куда им ни
В кабине сидим мы с Донкой, на спалке валяется, пырясь в потолок, гранжевая негритоска, Сашку водилы закинули в кузов и запрыгнули туда сами. Мадам Бадман не подвела — ребята оказались действительно опытные, резкие и решительные. Благодаря им мы обошлись без потерь. Им — и рободевчонке, перехватившей мою неминучую смерть.
— Она умерла? — спросила Донка. — Ну, Сашенция наша.
— Она сломалась, — уточнил я. — Надеюсь, Алина починит.
— Да, она же железная, точно. Я прям забыла.
— Она молодец. Спасла меня. Так что за Гремарх-то?
— Я думала, он сдох давно. Шестерил то при Севе, то при Малкицадаке, мудила. Всё хотел пролезть в большие игроки, завидовал, но его использовали там, где сами не хотели руки марать, и не допускали ни до чего серьёзного, знали, что мразь та ещё. Однажды пошёл к Мафсалу, главному разводящему, и потребовал, чтобы ему выделили собственную делянку. Крышевать кого-то там хотел, что ли, я не знаю. Но Маф ответил, что его дело — сосать и не сплёвывать, пусть, мол, не отвлекается. Не знаю, почему, какая-то была история, Малки с Севой очень смеялись. Тогда Гремарх разобиделся, свалил от Малкицадака, сперев бабки, и сколотил на них свою банду, чтобы, значит, стать грозой Дороги и всем отомстить. Ограбил пару караванов, но потом нарвался на Бадмана, он тогда как раз вошёл в силу и помножил их на ноль, вообще не напрягаясь. Самого Гремарха Бад взял живым и засунул в походный бордель, отрабатывать убытки. У них в банде была полная свобода нравов и половая непринуждённость. Когда Бадмана грохнули и началась резня за его место, то Гремарх сбежал, и с тех пор о нём никто не слышал. А вот теперь вылез, вишь ты.
— И ведь вспомнил тебя, хотя столько лет прошло!
— А он ко мне подкатывал постоянно, — захихикала Донка. — Не потому, что запал, он вообще по другим делам, хотя и скрывает. Но очень уж ему хотелось, чтобы Доночка-дурочка потеряла от него головушку и разболтала под бутылочку Малкины секретики!
— Но ты была кремень?
— Я была в говно! Однажды он меня подпоил и типа развёл потрахаться, а сам давай спрашивать про всякое. Но я только хихикала, а потом заблевала ему всю кровать. Тем, видать, и запомнилась.
— Богатая у тебя биография.
* * *
На очередном зигзаге остановились, потому что гранжевая глойти начала трястись и бормотать. Вытащил её из кабины, удивляясь малому весу, положил на травку. Она повернулась на бок и её стошнило.
Пощупал пульс — сердце колотится, рука холодная, вялая, влажная. Глаза закатились так, что зрачков почти не видно.
— Совсем плохая, — констатировал один из водителей. — Ломка, поди.
— Второй раз вижу гранжевую, — сказал я Донке, — и второй раз чёрная. Совпадение, как ты думаешь?
— Ты про мироновскую? Не знаю. Может, из одной партии. Прихватили в каком-нибудь срезе, где все такие.
— Что-то она долго протянула.
— Так им не сразу гранж врубают. Сначала промывают башку, чтобы команд слушались, потом держат на какой-то дряни, типа наркоты, но от неё не штырит, а только коматоз. А гранж — это уже когда клиенту передают, потому что после этого они быстро сгорают, даже если не использовать. Я слышала, как Мирон про них рассказывал. Он думал, что я в какашку бухая и не слышу, а я была просто пьяненькая и всё запомнила.