Та сторона мира
Шрифт:
— Знаешь что? — неожиданно спросила она. Я фыркнул и облился кофе.
— Вопрос «знаешь что?» занимает в моем личном перечне второе место, — выдавил я, закашлявшись.
— Перечне чего?
— Перечне… э… не слишком умных вопросов, придуманных человечеством.
— У-умник. — Она надула губы и сделала паузу, после чего все же не выдержала: — А первое место?
— Ты уже спишь? — спросил я.
— Что?
— Вопрос «ты уже спишь?» — вершина человеческих возможностей. Он всегда приводит меня в бешенство, особенно когда меня таким образом будят.
Пима встала и начала собирать посуду, какое-то время мне казалось, что она все же обиделась. Поставив чашки и тарелки в посудомоечную
— Знаешь что? — с серьезным видом спросила она. — Я тебя таким образом будить не буду.
Я встал из-за стола и подошел к ней:
— Тебе незачем меня будить, я и так в твоем присутствии не сплю. М-м-м…
— Подожди. — Она высвободилась из объятий. — Я должна тебе кое-что сказать.
— Ну, если нужно… — Я снова сел за стол.
— Все, что ты мне до сих пор рассказывал, столь запутанно, что, скорее всего, это лишь небольшой фрагмент какой-то одной крупной аферы. Собственно, возможностей две. Внешне. Первая — несколько дел, случайно связанных друг с другом, но эта связь слишком явная и слишком сильная. И вторая — что это гигантская афера, начало которой все прозевали, а конец будет ужасен. И при всем при этом что-либо пытаться делать может быть уже поздно.
Я почувствовал, как по спине начинают маршировать несколько батальонов ледяных мурашек, и прижался к спинке кресла, надеясь раздавить хоть какую-то их часть. К счастью, Пима замолчала, перестав добивать меня повторением моих же собственных выводов.
— Я не вполне с тобой согласен, — я слегка нахмурился, что должно было придать моему лицу уверенное и, естественно, умное выражение, — но это уже мои проблемы. Я не привык вести расследование вдвоем. Всегда делал это в одиночку, и, по крайней мере, мне некого было обвинить в совершении ошибок. Признайся, было бы несерьезно, если бы я когда-нибудь явился к тебе с претензиями, что ты направила меня на неверный путь. Согласна?
Она несколько мгновений задумчиво смотрела на меня, а потом я увидел, как ее глаза светлеют.
— Ты почти так же глуп, как и все остальные особи твоего пола, — сказала она совершенно серьезно, не отдавая себе отчета в том, что по глазам ее давно видно: она вот-вот рассмеется; после чего повернулась и вышла из кухни.
Я достал из холодильника пиво и, не садясь, залпом выпил. Достав еще банку, я пошел с ней в комнату и сел рядом с Пимой на диван.
— Сейчас я уйду, — тихо сказал я. — Я просто должен уйти, — добавил я, злясь на самого себя. — Отсюда звонить нельзя. Однако время от времени я буду стараться звонить тебе. Не отвечай сразу ни на какие звонки. Когда перестанет записывать автоответчик, включи его и прослушай запись; отвечай лишь на второй звонок через минуту после первого, и только при условии, что пароль будет совпадать. — Я вскрыл банку и глотнул пива. — Я буду называть заглавия книг, которые стоят здесь на полке. При первом разговоре автор будет на А, при втором на В, при третьем на С и так далее. Понимаешь? — Она кивнула, не глядя на меня. — Впрочем, звонить часто я не смогу, мы не можем рисковать. Тебе же нельзя… — я выставил сжатый кулак и начал отгибать пальцы, — во-первых: выходить из дома, открывать кому-либо дверь, если только он не бросит через щель… — Я поколебался. — Что бросить?
— Пачку от «Ред дромадера».
— Отлично. Кроме того, не слишком шуми, следи за шторами. Если же кто-то начнет ломиться, иди на чердак и запрись там, естественно, перед этим включи телефон. — Я встал и вставил в щель аппарата свою визитку с закодированными номерами обоих телефонов. — Люк на чердак не сломать, кроме того, я оставлю тебе кое-какое оружие… умеешь стрелять?
— Смотря из чего. — Она пожала плечами.
— Найду что-нибудь подходящее. Это моя болезнь — собирать оружие. Наверное, я еще ребенок.
— Оуэн, не тяни. Езжай, ладно? — Она подошла и положила руки мне на плечи.
Я кивнул. Пима тоже кивнула, и какое-то время мы понимающе кивали друг другу. Потом я показал ей свой арсенал и перенес на чердак немного еды и воды. И оружия. Я бросил взгляд на книжную полку, и мы попрощались. Перед тем как ехать, я срубил две двухметровые сосенки, связал их вместе и привязал веревками к наружным ручкам дверей машины. Закрыв гараж и разбросав на бетонной площадке немного листьев и несколько палочек, я завел двигатель и тронулся с места. В зеркале видно было, как отлично работает «метла» за автомобилем. После меня не оставалось никакой колеи. Доехав так до дороги и проехав по асфальту несколько сот метров, я перерезал веревку с левой стороны. Связанные бревна отлетели вправо и покатились по обочине. Проехав еще немного, я перерезал вторую веревку. В соответствии с планом вся конструкция упала в кювет, и с шоссе ее не было видно, что мне и требовалось. Я прибавил газу.
Около часа дня я добрался до «Пальмовой рощи». Так же как и вчера, я медленно проехал мимо того места, где припарковал «бастаад», и свернул на проселочную дорогу, по которой мы выехали на автостраду. На задах отеля я быстро выскочил из машины и запер ее на ключ. Оглядевшись по сторонам и не увидев ничего заслуживающего внимания, я взобрался по лесенке на второй этаж. Окно было закрыто, но его можно было открыть чуть ли не пальцем, и я проник в коридор.
Я ожидал полной тишины, но ошибся. Халупа была настолько старой, что процесс ее разрушения был не только видимым, но и слышимым. Шум издавала чуть ли не каждая частичка пыли, а можно было предположить, что ее тут целые тонны. Я медленно двигался в сторону лестницы, останавливаясь возле каждой двери. От стен и дверей веяло столь безнадежной мертвенностью, что если даже кто-то за ними и прятался, то, наверное, как минимум уже лет сорок и теперь его мумия опиралась одним ухом о дверь, застыв в искривленной, неудобной позе.
Я дошел почти до самой лестницы, когда снизу послышался какой-то звук, похожий на короткий смешок или кашель. Не прибавляя шага, я прислушался к происходящему за дверями в номера восьмой, девятый, пятнадцатый и шестнадцатый и лишь затем осторожно выглянул в холл.
Там было пусто, по крайней мере, так мне в первое мгновение показалось. Лишь потом я краем глаза заметил, как дрогнула ветвь пальмы, убрал голову и достал «биффакс». Подождав немного, я выглянул снова. Теперь покачивалось уже несколько ветвей; я снова отступил назад и, опустившись на колени, высунул голову, слегка прикрываясь стойками перил. Угол зрения несколько изменился, и я увидел группу под пальмой.
На узком стульчике сидела крашеная блондинка, держа на коленях коротышку-портье. Коротышка правой рукой мял грудь блондинки, одновременно с помощью другой ее груди пытаясь совершить самоубийство, глубоко воткнув нос в мягкий, переливающийся, подрагивающий, словно порция телячьего заливного, мешок. Я не видел ее лица, но мне почему-то показалось, что она столь же аппетитна и свежа, как та пальма, под которой они сидели.
Я снова убрал голову и огляделся. Ближайший светильник находился в четырех шагах от меня. Я подошел к нему и через платок вывернул лампочку. Парочка внизу никак не реагировала, тогда я оторвал от сигаретной пачки полоску фольги, обернул цоколь лампочки и вкрутил ее на место. После второго оборота из-под пальцев с треском вырвалась искра, и отель погрузился во мрак. На цыпочках я возвратился к лестнице. Некоторое время было все еще тихо, затем послышался чуть хриплый женский голос: