Та сторона времени

Дембский Еугениуш

— Апорт! — рявкнул я.

Феба присела на задние лапы, после чего неожиданно рванулась вперед, засыпав мои ноги лавиной опавших листьев. Я застыл неподвижно. Феба тем временем нырнула в заросли за палкой и тотчас же вернулась. Длинными прыжками она подбежала ко мне, вежливо обошла вокруг и уселась с палкой в зубах. Я схватил конец палки левой рукой.

— Дай, — решительно приказал я, а когда она отпустила палку, бросил ее снова и немного подождал, хотя знал, что у Фебы под шкурой напряжены все мышцы. Облизав губы, я прошипел: — Апорт.

Целый час я истязал лес бросками в разные стороны, что имело двойную цель: я тренировал Фебу и одновременно мог наблюдать за окружающей обстановкой. В конце концов я повернул в сторону дома. Когда я похлопал Фебу по загривку,

мне показалось, что кончик ее хвоста дрогнул. В радостном настроении я сытно пообедал, Феба же, вопреки моим ожиданиям, продолжила голодовку. Она лишь выпила полную миску воды, но от мяса отвернулась. Я высказал в ее адрес несколько горьких слов, но, видимо, даже квазигипноз не может наделить собаку чувством стыда. Лишь складывая тарелки в посудомоечную машину, я сообразил, что без команды она не должна есть. Четверть часа я потратил на попытки ее убедить, я приказывал и просил, настойчиво уговаривал то стальным, то бесстрастным голосом, но в конце концов отказался от дальнейших попыток. В бездонном холодильнике нашлось несколько кусков пирога. Один был испечен несколько лет назад Пимой. Я отложил его на иной случай, разогрел другой, сварил кофе, а потом, ощущая во рту вкус отменной шарлотки, сел отдыхать — сигареты, бутылка, кофе. Взяв «Провал операции „Шепот Тигра"», я начал читать. Было тихо. В книге было чуть меньше ста страниц, но она поглотила меня так, что я оторвался от нее только семь раз — один раз, чтобы запрограммировать выключатель, и шесть раз, чтобы осмотреть дом. У меня было нехорошее предчувствие, что-то давило, как будто над моим домом появился невидимый колпак и опускался все ниже, отрезая доступ света и воздуха. Ничего, однако, не случилось, тем не менее, когда вечером я выходил с Фебой, еще до того как совсем стемнело, я взял с собой игломет. В течение всей прогулки он мешал нам заниматься апортировкой, я зря его купил, зря взял. Вернувшись, я сразу же выбросил вчерашний бифштекс Фебы и приготовил свежий. Приказав ей поесть и не интересуясь, что она будет делать на этот раз, я пошел наверх. Уже наверху я повернулся и сказал:

— Аминь.

Свет погас.

Следующий день с утра проходил так же, как и вчерашний. Феба съела бифштекс, что привело меня в хорошее настроение. Поскольку в полицейских сводках ничего интересного не нашлось, мы пошли на обход наших владений. Почти два часа мы бегали по лесу, потом я немного пострелял, чтобы проверить, как собака реагирует на выстрелы. Домой мы вернулись в прекрасном настроении и с аппетитом перекусили. Меня потянуло в сон. Еще раньше я решил, что эту ночь и последующую буду бодрствовать. Опустив жалюзи, я лег подремать часа на три. Меня разбудил неожиданный удар в живот. Скорчившись, я свалился с дивана. От боли и нехватки воздуха в легких у меня глаза вылезли на лоб. Заметив, что что-то светлое приближается к моему лицу, я дернул головой, и лишь потому ботинок не вышиб мне глаз. Боль пронзила только ухо, и я почувствовал что-то теплое на шее. Я выбросил ноги в сторону ботинка, но промахнулся. Послышалось чье-то хихиканье, одновременно другой голос пролаял:

— Встать! Никаких лишних движений! — Я подождал несколько секунд и начал подниматься. На фоне окна стоял тип в синем трико и оранжевых туфлях, ростом метра полтора, не больше. Я знал, что в комнате есть кто-то еще, но не осмеливался повернуть голову. Хихиканье смолкло, и я услышал:

— На колени, и присядь на пятках.

Я упал на ковер и бросил взгляд под крышку стола: «биффакс» висел на ремешке. Лишь теперь я внимательнее пригляделся к фигуре у окна. Если бы не мелкие морщинки вокруг глаз и светлые усы, я дал бы ему лет пятнадцать-шестнадцать, вот только в таком возрасте редко встречается столь сиплый голос, приобретенный за долгие годы благодаря сигаретам, алкоголю и, в его случае, ненависти к миру, который выше его на две головы.

— Насмотрелся? — спросил он.

Он кивнул головой кому-то за моей спиной. Какая-то фигура появилась в поле моего зрения, и я перевел взгляд на нее. На несколько секунд у меня перехватило дыхание. Это раздражает, но случается всегда, когда я чему-то удивляюсь. Стоявший сзади был идеальной копией стоявшего у окна. Я знал, что мое удивление страшно их забавляет. С подобной реакцией они должны были встречаться уже не раз. Некоторое время мы стояли молча, потом тот, что сзади, показал пальцем на тяжелый револьвер неизвестного мне типа, который держал в правой руке, а второй подошел к дивану и обыскал его уверенными и отработанными движениями, без труда найдя игломет в груде подушек. Театрально присвистнув, он показал его «близнецу», после чего, направив дуло в мою сторону, вынул магазин и проверил.

— Хорошая игрушка, — усмехнулся он. — Неэтичная, правда…

— Только не неси чушь об этике, — простонал я, чувствуя себя уже лучше. Боль после пинка утихла, и дыхание вернулось в норму. — Что вам здесь надо?

Тип с револьвером придвинулся ближе, на ногах у него были тяжелые ботинки на толстой твердой подошве. Я вперил взгляд в эти ботинки.

— Сальво! — прошипел его «брат». — Отойди от него. Ну?

Обладатель тяжелых ботинок громко вздохнул и отошел на два шага. Я отвел взгляд от гостей и посмотрел на Фебу. Она спокойно лежала, уставившись в ковер перед носом. Стопроцентное безразличие.

— Тебя же предупреждали, что собачка ни на что не годится, — захихикал нынешний обладатель игломета. — Ладно, — он откашлялся, — будем кончать, — деловито произнес он.

Я почувствовал, как в желудке у меня что-то болезненно сжалось и зашевелились волосы на затылке. Мышцы диафрагмы напряглись, словно пытаясь противостоять пуле. Неожиданно страшно заныла лодыжка.

— Погоди! — рявкнул Сальво.

Он хотел еще что-то сказать, но его прервал рев двигателя «химеры» и визг шин об асфальт. Мы все вздрогнули, но лишь для меня это едва не кончилось фатально — оба напряглись, и спусковые крючки заметно сдвинулись. Лишь небольшое усилие отделяло меня от выстрела. Секунду спустя давление ослабло. Я уже не чувствовал ни волос на затылке, ни боли в лодыжке, тело одеревенело, я утратил над ним власть, словно после опрыскивания полокаином. Лишь мозг пульсировал внутри оболочки, которая еще несколько минут назад носила имя и фамилию. Я издал мысленный вопль, и, о чудо, разум вдруг снова обрел контакт с отдельными органами и членами: я почувствовал боль в напряженных лодыжках и неестественно вывернутых ступнях.

— Может, хотя бы назовете причину своего визита? — выдавил я.

— Не вешай нам лапшу на уши, приятель. Мы достаточно глупы для того, чтобы попадать в переплет, и в достаточной степени умны, чтобы подобное не приветствовалось. Если то, что рассказывают о загробной жизни — правда, то можешь вплоть до Страшного суда размышлять над своим поведением. И не скажешь, что тебя не предупреждали, — отважился на длинную тираду стоявший у окна.

— Заткнись, Морт, — процедил Сальво. — Кончаем его и сматываемся. О разговорах и речи не было. Феликс! — крикнул он в пустоту.

— Иду! — ответил кто-то из-за двери.

«Химере» не удалось переехать незваного гостя, голос которого я уже где-то слышал. Я напряг память, не отрывая взгляда от двери. Кто-то рванул ее на себя, и на пороге появился второй Сальво. Или второй Морт. Так или иначе, это был третий полностью идентичный им индивидуум.

— Эта его машина набросилась на меня как пантера. — Он с любопытством оглядел комнату. — Не то что собака. — Он широко улыбнулся.

Он слегка шепелявил, но это было единственным, что отличало его от «братьев». Я покачал головой.

— И откуда вы только взялись? — спросил я с дружелюбной улыбкой.

Они тоже улыбнулись, только намного шире; им все еще доставляло удовольствие то, какое впечатление они производили своим удивительным сходством. Сальво открыл рот, и я почувствовал, что ему уже мало что осталось сказать. Собственно, почти ничего.

— Закурить можно? — спросил я, уже без улыбки.

— Не болтай глупости! — фыркнул Морт, самый, похоже, разговорчивый — может быть, родился на несколько минут раньше своих братьев. — Мы не расстрельная команда, священника не будет, завязанных глаз тоже. И последних желаний…