Табакерка императора
Шрифт:
— Ну да! Ну да! Я же ведь знал! Ну а скрипка — это то, что, по-вашему, называется каталяжка.
— Каталажка. "Л" твердое.
— Ага. Надо запомнить, — сказал мосье Горон, вытаскивая свои крошечный блокнотик. — Но я льщу себя надеждой, что говорю по-английски неплохо, а? Я с Лоузами всегда говорю по-английски.
— Вы прекрасно говорите по-английски. Только умоляю вас: не говорите «переспать» вместо «выспаться».
Мосье Горон кивнул.
— Это не одно и то же?
— Совсем не одно и то же. Но…
Дермот остановился. Он оглядывал
Лондонские коллеги просто не узнали бы сейчас доктора Кинроса. Отчасти это объяснялось вольностью в одежде: он был в просторном спортивном костюме и довольно сомнительной шляпе. Но, помимо этого, в Ла Банделетте он стал выглядеть не таким усталым, не таким замученным вечной работой. В глазах появился блеск, оживилось и все лицо, лишь в некоторых поворотах выдававшее следы пластической операции. Точнее говоря, свобода и покой были в его чертах до той минуты, когда мосье Горон пустился ему рассказывать подробную историю убийства.
Дермот хмурился.
— Где же тут, — спросил он, — дом мадам Нил?
— Прямо перед нами, — и мосье Горон ткнул тросточкой в высокую серую стену налево. — А дом напротив, естественно, вилла «Привет».
Дермот оглянулся.
Солидную, основательную виллу «Привет» с белым фасадом покрывала темно-красная черепица. Из-за стены не видно было окон первого этажа. Во втором этаже было шесть окон, по два окна на комнату. Два окна в середине — на этом этаже только они начинались от пола — выходили на балкон. На них-то и устремились взгляды Дермота и мосье Горона. Серые стальные ставни были плотно закрыты.
— Очень бы хотелось, — сказал Дермот, — поглядеть, каков этот кабинет изнутри.
— Милый доктор, чего же проще. — Мосье Горон кивнул на дом Евы. Он все заметней волновался. — Но мы ведь шли к мадам Нил?
Дермот оставил его слова без внимания.
— Сэр Морис, — спросил он, — всегда сидел по вечерам, не спуская штор?
— Скорей всего. Такая жара.
— Значит, убийца страшно рисковал?
— Чем?
— Что его могут увидеть из верхнего этажа любого дома напротив, — пояснил Дермот.
— Нет, вряд ли.
— Почему же?
Мосье Горон пожал плечами, которые были редкостным достижением его портного.
— Сезон в нашем прекрасном городе, — сказал он, — практически кончился. В этих виллах сейчас почти не живут. Вы не заметили, какое тут запустение?
— Разве?
— Виллы по обе стороны от мадам Нил сейчас пустуют. Для верности мы расспросили кого только возможно. Единственное лицо, которое могло что-то видеть, — это сама мадам Нил. Но если бы вдруг, паче чаяния, и оказалось, что не она убийца, то и тут бы она ничем не могла нам помочь. Потому что у нее, как вы бы выразились, мания: она всегда, непременно зашторивает окна.
Дермот надвинул шляпу на лоб.
— Друг мой, — сказал он. — Не нравится мне ваше расследование.
— Ого?
— Например, мотивы, которые приписываются мадам Нил, простите, бред собачий. Сейчас я вам докажу.
Но доказательства не последовало. Мосье Горон, весь внимание, поглядел во все стороны, чтоб убедиться, что их никто не подслушивает. Заметив приближающуюся к ним со стороны бульвара Казино фигуру, мосье Горон схватил за руку своего спутника. Он увлек Дермота за ворота виллы Мирамар и закрыл их за собой.
— Мосье, — прошипел он, — это сам Горацио Лоуз, без сомнения, направляющийся к мадам Нил. Чтоб добиться от нее толку, нам надо его опередить.
— Но…
— Прошу вас, не останавливайтесь. Вам нечего на него смотреть. Ей-богу, ничего интересного не увидите. Вперед — и звоните в дверь.
Звонить в дверь им не пришлось. Не успели они ступить на первую из двух ведущих к ней каменных ступенек, как дверь распахнулась у них перед носом. Те, кто оказался за дверью, удивились ничуть не меньше их. Из сумрака вырвался приглушенный взвизг. На пороге стояли две женщины, и одна держалась за дверную ручку.
Это, как догадался Дермот, была Ивета Латур. Темноволосая, большая, плотная, с крупными чертами, она, однако же, так стушевалась, что как бы слилась с мебелью холла. Недоумение на ее лице сменилось злобной радостью, сверкнувшей в черных глазках, чтобы тотчас уступить место безразличию. Увидев же вторую девушку лет двадцати с небольшим, мосье Горон так поразился, что у него глаза полезли на лоб.
— Так! — почти пропел он, срывая с головы шляпу. — Так-так-так-так!
— Прошу прощения, мосье, — пропела Ивета.
— Что вы, что вы.
— Это моя сестра, мосье, — вкрадчиво произнесла Ивета. — Она как раз уходит.
— До свиданья, милая, — сказала девушка.
— До свиданья, детка, — ответила Ивета с неподдельной нежностью. — Будь здорова. Кланяйся маме.
Девушка выпорхнула за дверь.
Нетрудно было заметить в них семейное сходство. Но небольшое.
Девушка была стройна, одета по последней моде и с большим вкусом, прекрасно держалась, словом, была, что называется, «шикарная девица». Большие темные глаза посмотрели на Дермота тем откровенно оценивающим и одновременно полным смешливой неуязвимости взглядом, какой сходит с рук только француженкам. Бесстыдно приманчивая недотрога. Пока она спускалась по ступенькам, вокруг нее парил, как полагается (разве что чуть-чуть слишком сильный), запах духов.
— Мадемуазель Прю, — галантно поклонился Горой.
— Мосье, — почтительно произнесла девица, вежливо приседая. После чего она удалилась к воротам.
— Нам нужна, — сказал префект Ивете, — мадам Нил.
— К сожалению, мосье Горон, вам придется перейти через дорогу, на виллу «Привет». Мадам Нил пьет там чай.
— Благодарю вас, мадемуазель.
— Что вы, что вы, мосье!
Ивета сохраняла невозмутимую вежливость. Но в тот самый миг, когда дверь уже затворялась за ними, на ее лице мелькнуло выражение, которого Дермот никак не мог определить. Не насмешка ли? Мосье Горон уставился на закрытую дверь и постучал по собственным зубам набалдашником трости, прежде чем надеть шляпу.