Табель первокурсницы
Шрифт:
— Мысс Ывы, — тихо спросила горничная, — А вы не выдели раствор летучей съерры? Для чыстки серебра? Здесь же оставляла, — он растеряно огляделась.
— Нет, Аньес, не видела, — я стиснула в руках веер, — Иди спать, потом найдем.
Я бежала так, как не бегала никогда. Бежала в темноте, то и дело оглядываясь. Необработанные стены из серого камня сливались, в ярких светильниках колыхалось пламя. Непослушное, непокорное, неподатливое. Я даже не пробовала посеять в нем зерна изменений, просто знала, не получится, знала, что оно другое. Или может, другой стала я?
Очередной поворот и каменный коридор раздвоился,
Я знала, куда мне нужно. Вниз. Знала и не могла сделать ни шагу. За спиной что-то оглушающе взвыло. Кто-то. Тот, кто шел следом. Заскрежетало, как если бы кто-то провел когтями по каменной стене, пламя качнулось. Он вышел из-за поворота. Чужое, яростное дыхание обожгло затылок. А я не могла ни обернуться, ни сделать шаг вперед. Я…
Я вскрикнула и проснулась, едва не упав с кровати, из которой давно выросла. Моя старая детская в Илистой Норе тонула в полумраке, рассветные лучи холодного северного солнца еще только коснулись подоконника.
Сколько я не видела этот сон? Год? Два? Как минимум десять. Он перестал мне сниться, как только мы перебрались в Кленовый сад, и матушка вздохнула с облегчением. И на тебе, стоило вернуться на одну ночь, как вернулся и кошмар.
Я умылась и стала торопливо спускаться вниз, прислушиваясь к тихим голосам. В обеденной зале усталый управляющий что-то объяснял матушке, я кивнула обоим и поспешила на улицу, там так же тихо переговаривались рабочие. Кто-то дремал на брошенном прямо на снег овечьем одеяле, кто-то задрав голову, смотрел на Волчий клык. Усталую Лиди уже сменила старая Грэ, жрица из часовни, разносившая воду и еду тем, кому повезло вырваться из смертельной ловушки скалы.
Волчья шахта давно считалась безопасной. Почти выработанной, работающей по инерции, и не приносящей былого дохода, и оттого переведенной на двойную рабочую смену: дневную и ночную, ведь под землей все равно день сейчас или ночь. Да что там, даже мы с Илбертом облазали ближайшие штреки вдоль и поперек, пусть и втайне от матушки, но с молчаливого попустительства отца и под добродушный смех рабочих.
А сегодня Волчий клык шевельнулся, вздрогнул, расправляя каменные плечи, и стряхнул накидку из снега.
Я прошла мимо Рина Филберта, обтирающего взмыленную лошадь, он только что привез из Коре еще одного целителя, и тот теперь помогал старому Огюсту вправлять руку Раулю, рабочему, что был в первой десятке, которую удалось вызволить из каменного плена. Стоявший рядом шахтер с серым от пыли лицом с чувством вопрошал раненого о том, за каким демоном разлома его понесло в Волчью шахту, да еще и не в свою смену. Рауль морщился, но не отвечал, позволяя другу разглагольствовать о собственной глупости и дальше. Бургомистр Сиоли, хоть сам никого не привез, но все же прислал телегу с продуктами, а Леонард Гиве с вином, хоть мы и не просили. Это, как говорил отец, позволяло им чувствовать сопричастными.
Отец… Два часа назад он вместе с Илбертом ушел под землю, там еще оставалось семь человек ночной смены. Он мог бы не ходить, мог бы послать управляющего и тот десяток, что перекинули с соседних шахт. Но он пошел. Всегда ходил.
«Они наши, и вправе ожидать, что останутся ими до конца», — так говорил граф Астер. Правда, не уточнял до чьего конца.
Я миновала часовню, около которой толпились женщины, ловя на себе встревоженные взгляды, за юбки нескольких цеплялись дети. Те, чьим мужьям повезло выбраться, утешали тех, кто все еще ждал решения свой участи у Дев. Они могли позволить себе утешение, втайне молясь, чтобы не оказаться когда-нибудь на месте подруг.
Я прошла мимо засохшего еще до моего рождения, но так и не сподобившегося упасть дерева, взобралась на отсвечивающий белизной камень и замерла, глядя на бегущую к Зимнему морю воду.
На самом деле, я вполне могла остаться и в Кленовом саду. Могла попытаться заснуть, могла даже принимать визитки, гостей и подарки к помолвке, слушать тревожные вздохи сестер Вэйланд, словно они провожали Илберта на войну или под венец, да не с ними всеми сразу. Могла, ибо толку от меня здесь немного, я ничего не понимала в рудном деле и могла только раздавать еду, да теплые подбитые овчиной одеяла.
— Говорят, Ил всегда стремилась к морю, а вот Лия текла к горам, — раздался за спиной голос Мердока.
Я обернулась, в зимней куртке, со спрятанными под шапку длинными волосами он походил на обычного парня, возможно, сына купца или целителя, пока не посмотришь ему в глаза, в серые холодные глаза аристократа, который велит повесить вас на первом же дереве за охоту в его угодьях.
— Вы, как я посмотрю, сделали домашнее задание, — Я снова повернулась к сливающимся где-то далеко внизу бурным потокам, — Ознакомились с местными легендами.
— На постоялом дворе совершенно нечего делать, — он встал рядом, и указал сперва на Ил слева, а потом на Лию справа — потоки, обтекающие остров, — Лия, та, что Змей повернул вспять, когда развел реку Иллию, чтобы построить себе здесь дом. Говорили, она текла прямо в Разлом.
— И до сих пор говорят, — порыв ветра взметнул волосы, и я обхватила себя руками, — Говорят, она и сейчас туда течет, только не многие могут это увидеть.
— Как думаете, от чего он здесь прятался?
— Прятался? — не поняла я, глядя на профиль Хоторна, когда-то раньше он казался мне неотразимым… Когда-то раньше я бы просто стояла и смотрела на него разинув рот. А сейчас? Да, он красив, но сердце больше не заходилось в неровном ритме, дыхание не сбивалось. Статный молодой человек, каких тысячи. Крис один, и вряд ли это обусловлено чертами его лица, возможно, и не такими правильными, как у Мердока, не такими безупречными манерами, но это уже не имело значения. В прошлое нельзя вернуться. Все течет, все изменяется, как поток, что бьется о белую скалу у меня под ногами.
— Текущая вода, — он взмахнул рукой, — Самый лучший магический изолятор, ее не в силах преодолеть две трети зерен изменений…
— А одна треть в силах, — я дернула плечом, понятия не имея, почему меня обидело высказывание сокурсника, — Он не прятался, иначе, зачем бы ему строить впоследствии Кленовый сад и переселяться в него?
Хоторн пожал плечами и вдруг присел, касаясь ладонью камня.
— Я чувствую магию. Старую, зерна так прочно вросли, что почти не фонят.
— Берег укрепляли несколько раз, в том числе и магически, — пояснила я, — Иначе течение, что бьется о камень от самого Высокого мыса, давно бы уже разрушило остров, — он продолжал осторожно водить рукой по камню, — Я почти не чувствую остаточных изменений, слишком они старые, а ты… Магия твоего рода — кости земли?