Табу на вожделение. Мечта профессора
Шрифт:
«Прямо как у меня…»
Стоило лишь на секунду представить, что с Костей может случиться нечто дурное, и сердце болезненно сжалось в груди от леденящего душу страха.
Но все же любопытство в очередной раз взяло верх над разумом.
— Давно? — прокаркала чужим старушечьим голосом. Горло драло, чудовищно саднило, и она ничего не могла с этим поделать. — Давно его не стало?
— Давно, — сухо обронил Каримов. — За полгода до рождения Артема.
— Господи…
Она остановилась как вкопанная на последней ступеньке.
Ноги точно к полу приросли.
— Что
Марат угрюмо смотрел куда-то сквозь нее.
— Его убили. Перерезали горло, когда он возвращался вечером домой, и оставили умирать на лавочке у подъезда. Там-то его мама и обнаружила.
— Нет! — ужаснулась Юля, едва сдерживая слезы. — Не может быть! За что?
— Если бы я знал, пташечка! — кривая усмешка. — Если бы я знал!
— Хочешь сказать… убийцу не нашли?
— Его и не искали! — злобно выплюнул мужчина. — Расследование провели настолько халатно, что… ни улик, ни свидетелей… ничего. Даже отпечатки пальцев не сняли! Отмахнулись, объясняя это тем, что на лавочке они найдут сотни разных отпечатков. И следствию это ничем не поможет. А по факту наши доблестные органы просто замяли дело. Вот и все!
— Но как же…
Юля запнулась, осознав кое-что.
— Погоди! — недоуменно. — Если Артем родился через полгода после смерти твоего брата, то… его мать была жива на тот момент?
— Эта сука и сейчас жива! — с лютой ненавистью в ледяном взгляде сообщил профессор. — Но Артему знать об этом ни к чему! Пусть лучше считает, что его святая мамаша богу душу отдала, чем узнает жестокую правду!
— Какую правду?
Марата затрясло. На его скулах заиграли желваки.
Казалось, еще секунда, и он сорвется на крик.
Но нет. Отдышался. Успокоился. Взял себя в руки.
И гортанно пробормотал:
— Она выбросила его, как пакет с мусором! Как ненужный хлам! Оставила в подъезде, под дверью моих родителей, завернув в какую-то грязную тряпку! Крохотного новорожденного ребенка на грязном ледяном бетоне! Одному богу известно, сколько времени он там пролежал! Родителей не было дома целый день! В итоге воспаление легких получил. Боялись, не выживет.
Юля отшатнулась, отказываясь верить в услышанное.
Но мужчина продолжал, все сильнее стискивая руки в кулаки:
— Она могла прийти к нам и сказать прямо, что ребенок ей не нужен! Написала бы отказную в нашу пользу, и все. Но нет… Артема забрали в дом малютки, а нам пришлось доказывать свое родство с ним! И все это время мы жили в диком страхе, что его отдадут на усыновление в чужую семью. Мы могли потерять то единственное, что осталось у нас от Тимура, и…
Это стало для нее последней каплей. Внутри лопнула невидимая струна, сдерживающая ее эмоции. Громко всхлипнув, Попова бросилась к нему на шею и обняла с такой чудовищной силой, что одеревенели руки.
Ее бил озноб. Во рту стало горько.
— Юля! — прохрипел Марат, сминая ее в ответ. Вышибая воздух из ее легких. — Мне жаль, девочка, но… я ни на кого его не променяю! Даже на тебя!
— И слава богу! — едва слышно обронила она, прильнув щекой к груди профессора. Его сердце колотилось сейчас так громко, что звенело даже у нее в ушах. В тот момент девушка думала лишь об одном:
«Знала бы раньше, какой ты на самом деле, отдалась бы тебе в день нашего знакомства!
Спустя некоторое время Каримов остановил свой автомобиль недалеко от ее общежития. Подъезжать совсем близко не стал по настойчивой просьбе самой Юли. Девушка панически боялась, что их опять увидят вместе любопытные вездесущие студенты. Что опять начнут смеяться и глумиться.
А новых сплетен и пересудов в стенах ВУЗа ей хотелось меньше всего.
Марат был жутко недоволен, однако к ее решению отнесся с пониманием.
Более того, заверил, что в институте постарается держать себя в руках и соблюдать конспирацию, раз это так необходимо для ее душевного спокойствия. А для нее действительно было важно сохранить их… отношения?.. в секрете! Афишировать их на весь белый свет Юля точно не собиралась. Она была совершенно не готова к бурной реакции всей «прогрессивной общественности» на слишком уж интимные подробности ее личной жизни. Поповой с лихвой хватило этой самой «реакции» от матери Марата. А в том, что и другие отреагируют примерно так же, девушка не сомневалась. К тому же она прекрасно понимала, что и у ее профессора будут неприятности, если всплывет информация о его сексуальной связи со студенткой. И пусть самого мужчину данный факт ни капельки не заботил — он с ледяным спокойствием выслушивал все ее опасения — Юля не находила себе места от волнения и тревоги. К счастью, в салоне с ними присутствовал Артем. Лишь мальчуган и разбавлял напряженную атмосферу своей детской непосредственностью. Лишь благодаря ему она улыбалась и расслаблялась.
Когда пришла пора прощаться, он шустро выбрался из автомобильного кресла, перегнулся через спинку сиденья и прямо ей в ухо шепнул:
— Пока!
Не удержавшись, девушка ласково взъерошила его темные волосы.
— Пока! — подмигнула заговорщицки. — Слушайся дядю!
— Угу! — довольный собой, Артем вернулся на прежнее место.
А Марат вдруг накрыл ее обнаженное колено своей до безобразия горячей ладонью. Его тяжелый взгляд парализовал. Юля под ним просто цепенела.
Сердце едва не выскочило из груди, когда его рука скользнула выше.
Рефлекторно стиснув бедра, девушка прошептала одними губами:
— С ума сошел?
Каримов странно ухмыльнулся, но остановился.
С шальным удовольствием в глазах по-хозяйски стиснул ее бедро:
— У тебя остались какие-то сомнения на этот счет, пташечка?
Она не знала, что ответить. И как поступить, тоже не знала.
Желание поцеловать его становилось нестерпимым.
— Марат? — проблеяла безвольно.
— Да? — хищный оскал.
— Я… пойду?
— Попробуй! — он сильнее стиснул пальцы, удерживая ее.
Юля не шелохнулась. Прекрасно понимала — бесполезно. Увлажнив мгновенно пересохшие губы, она недоуменно уставилась на мужчину.
Верно истолковав ее посыл, Марат задумчиво протянул:
— Ну и? Сколько?
— М-м-м?
— Сколько времени тебе нужно, чтобы побыть одной, хорошенько все обдумать, понять и принять? — практически слово в слово процитировал ее.
А девушка затаила дыхание, осознав простую истину:
«Он хочет знать, когда мы увидимся снова! Он хочет… ой, божечки!»