Табу на вожделение. Мечта профессора
Шрифт:
И пытаясь совладать с этим проклятым дверным замком.
— Юля?
— М-м-м?
— Посмотри на меня!
— Нет!
— Почему?
— Я тороплюсь!
Он оказался рядом в два крупных шага. Не особо церемонясь, развернул лицом к себе и резко приподнял ее подбородок, вынуждая подчиниться.
Увидев ее покрасневшие глаза и припухшие веки, Марат нахмурился.
Заскрежетал зубами и задышал так надрывно, что Юле стало не по себе.
— Что
Ибо не был дураком и сразу обо всем догадался. Но облегчения ей данный факт не принес. Стало только хуже. Горло будто невидимой рукой стиснули.
Болезненный спазм усилился. Цепляясь за последние крупицы самоконтроля, Юля раздраженно скинула с себя его ладонь. Слишком уж сильно столь невинное прикосновение жгло кожу. И оголяло без того напряженные нервы.
— Я… нет! Ничего! Не слышала… я просто хочу…
— Пташечка?
— Дай мне уйти! — тихо, одними губами. — Пожалуйста!
Ничего не объясняя, Каримов отнял у нее сумку.
— Что… ты делаешь? — беспомощный стон. — Верни!
Но мужчина оставался непреклонен. И по-прежнему суров.
— Артем! — рявкнул он так сильно, что содрогнулись стены дома.
Мальчуган тут же показался из-за его спины.
Не глядя, Марат всучил ему ее вещи и строго велел:
— Живо спрячь это в своей комнате! И не выходи оттуда, пока я не позову!
— Я все равно уйду! — пообещала Юля, едва их оставили наедине. — Босиком! Без обуви! Без телефона! Без денег! Но… уйду!
Проигнорировав сей яростный выпад, мужчина трепетно провел костяшками пальцев по ее щеке и мягко повторил свой недавний вопрос:
— Что ты слышала?
Эта нечаянная и совершенно неуместная нежность окончательно ее сломила.
— Ничего! — закричала Юля, пытаясь оттолкнуть его от себя. Со всей мочи. Со всей дури. Со всей злости, на которую только была способна. — Ничего!
И когда Марат не сдвинулся ни на шаг, девушку накрыло лавиной горечи, обиды и разочарования. Все, что накопилось в душе, вырвалось наружу.
Спрятав свое пылающее лицо в дрожащих ледяных ладонях, Юля зарыдала.
Громко и отчаянно. Закатилась так, будто испытывала нестерпимую боль. Так, будто по живому ее резали, не позаботившись об анестезии.
Каримов мгновенно припечатал ее к своей груди. Стиснул в объятиях, абсолютно не контролируя свою силищу. Свою животную мощь.
— Не надо, малышка! Успокойся! — бормотал он, покрывая ее лицо порывистыми поцелуями. — Прошу тебя! Умоляю, Юля!
— Не хочу! — жалобный всхлип. — Не хочу оставаться здесь!
— Придется! — бескомпромиссно. — Я не отпущу тебя! Не смогу!
— Это я не смогу! Я! Неужели ты не понимаешь?
— Юля…
— Твоя мать считает меня шлюхой! — закатилась вновь,
— Ш-ш-ш! — мужчина принялся яростно целовать ее прямо в губы, мокрые от слез. — Не говори так! Не рви мне сердце! Мы оба знаем, что это неправда! Мы знаем, что ты — только моя девочка! Только моя! Что я — единственный, кто тебя касался! Плевать на все остальное! Слышишь? Плевать!
— Нет, не плевать! Не плевать! — взвизгнула она, отчаянно цепляясь за его плечи. — Как мне теперь отмыться от этого клейма? Кожу с себя содрать? Если даже твоя мама считает, что мы… что я с тобой… из-за оценок, то что же в институте будет? Все именно так и решат! Будут издеваться и пальцем в меня тыкать! Подумают, что я своим телом… Боже! Марат, я умоляю тебя… я тебя умоляю, ничего для меня не делай! Не разговаривай с Маркеловой по поводу моей стипендии. Я не хочу. НЕ ХОЧУ! Я сама со всем справлюсь! У меня есть работа. Я проживу и…
Каримов встряхнул ее, точно тряпичную куклу, пытаясь привести в чувство.
— Послушай меня! — прогромыхал, практически оглушая. — Послушай внимательно! Ты осознаешь, кто я? Или напомнить? Да любой, кто посмеет просто косо на тебя посмотреть или хоть чем-то обидеть, вылетит из универа так быстро, что и опомниться не успеет! Ты вообще в состоянии понять это?
— Марат…
— Все, девочка! — невесомое прикосновение его губ к ее глазам заставило вибрировать от напряжения. — Все! Доверься мне. Просто доверься и ни о чем не думай. Я все решу сам. Успокойся! И дыши. Дыши глубже!
Его зомбирующий шепот действительно немного успокаивал.
А бешеное биение сердца за его ребрами порождало в душе необъяснимый трепет.
Смаргивая слезы, Попова прижалась щекой к груди своего профессора.
Почувствовав, что силы покидают ее, он подхватил Юлю на руки и понес в дом.
Выходя из прихожей, они едва не налетели на Таисию Семеновну.
Очевидно, на этот раз она подслушивала их. На женщине не было лица. И хоть Юля еще толком не пришла в себя после столь мощного эмоционального срыва, ее покрасневшие глаза все же заметила.
— Сынок? — осторожно окликнула она Марата.
Но тот лишь сухо рыкнул, даже не удостоив ее взглядом:
— Не сейчас!
— Но я хоте…
— Дай мне остыть!
— Прости ты меня, дуру старую! — крикнула Таисия Семеновна им вслед. — Не знаю, что нашло на меня! Я ведь не думала, что у вас все…
— Тебе пора!
— В каком смысле?
— В прямом! — холодно отчеканил Каримов, осторожно перекладывая Юлю на диван.
Усевшись рядом, он усадил девушку к себе на колени и принялся насухо вытирать ее лицо от слез.