Табу на вожделение. Мечта профессора
Шрифт:
«Черт подери! Стыдно-то как!»
Ее щеки вспыхнули огнем. В глазах защипало.
Не проронив ни звука, Юля удрученно уставилась на свои колени.
— Почему? — требовательный тон. — Почему ничего раньше не сказала? Почему ты ничего не сказала лично мне?
— Зачем? — обронила тихо.
Банальный вопрос. Банальная фраза. Но Каримов взорвался, услышав ее.
— Зачем? — прогромыхал он раздраженно. — Что значит зачем, Юля? Ты хоть осознаешь, в какую кабалу себя загнала?
— Марат…
— Нет, я подозревал, — прервал ее бесцеремонно, — что ты из обычной среднестатистической семьи, хоть и обучаешься на самом дорогостоящем факультете. Думал, твои родные — как в подавляющем большинстве случаев — собирают все до копейки, чтобы дать тебе достойную путевку в жизнь. И это правильно. Так и должны поступать родители. Мне казалось, что тебе не хватает денег тупо на бабские цацки и банальные развлечения, поэтому ты из кожи вон лезешь, пытаясь совместить работу и учебу! Но все гораздо прозаичнее! Черт подери, Юля! Куда смотрит твоя мать? Ее все устраивает?
— Она… не знает!
Каримов резко замолчал, уставившись на нее ошеломленным взглядом.
А девушка, набравшись смелости, продолжила:
— Мне не хватило духу сказать ей, что я не поступила на бюджет. Боялась, что после предательства отца подобная новость доконает ее окончательно. По той же причине я на заочку не пошла — мама сразу догадалась бы. Нет, я должна учиться именно очно, чтобы она могла спать спокойно и не думать о том, что не в состоянии оплатить учебу своей дочери. А деньги на сессию… ерунда. Я заработаю!
— Жертвуя своим собственным сном? И возможно — безопасностью?
— Ну да.
— Ну уж нет!
— Я не понимаю вас! — на эмоциях повысила голос. — Правда не понимаю! Что все это значит? Чего вы ко мне пристали? Чего от меня хотите?
— Мое требование неизменно: ты уходишь из клуба! — прозвучало подобно приговору. — Уходишь! Иначе прощаешься с институтом! Выбирай!
В глазах снова защипало. Горло сдавил болезненный спазм.
— Вы опять за свое, да? — возмущенно бросила Юля. — Знаете, в какой ситуации я нахожусь, и все равно ведете себя, как последний…
— Расслабься, глупышка! Найду я тебе работу! — клятвенно заверил Марат.
А Попова уставилась на мужчину с негодованием.
Ибо не хотела становиться ему обязанной. Ничем.
— Какую еще работу, Марат Евгеньевич? — насупилась. — Какую? Которой будете потом меня же и шантажировать в случае чего? Которую сможете отнять в любой момент, если пожелаете? Спасибо, но нет! Мне такого счастья не нужно. Я пока еще
Пауза. Гневный прищур. И властное:
— Твои трудовые будни в клубе окончены!
— Нет!
— Да, Юля! — твердо, с нажимом.
«Боже! Дай мне сил!»
Она медленно поднялась на ноги и скрестила руки на груди:
— Простите, но я не понимаю, почему вообще должна обсуждать с вами свои решения. Это моя жизнь. Мой выбор. И вас он не касается!
— Ты разве еще не поняла? Меня касается все, что касается тебя, пташечка! — сказал как отрезал. — Включая еще кое-что…
Удерживая Юлю в плену своих пылающих глаз, Серп приблизился почти вплотную. Встал так близко, что она невольно попятилась назад, упираясь бедром в его рабочий стол. Часто-часто дыша, уставилась на профессора исподлобья, ожидая… да чего угодно. И не зря.
В следующий миг мужчина склонился к ее виску:
— Неужели правда девственница? — зомбирующий шепот прямо на ухо.
Шепот, от которого нервная дрожь прошлась по спине. Юле стало жарко.
— Не… не ваше дело! — промямлила смущенно.
Уголки его рта едва заметно дрогнули.
Глаза посоловели, засверкали лихорадочным блеском.
Из горла вырвался тихий хрип:
— Мое, малышка! Мое!
Так протяжно. Так трепетно.
У Юли дыхание перехватило, и внезапно голова пошла кругом.
От его близости. От его тепла. От его сумасшедшей энергетики.
Особенно когда Каримов, не мигая, уставился на ее губы.
От его голодного взгляда ее сердце толкнулась о ребра с чудовищной силой.
Будто рвалось наружу. Будто рвалось к нему. Прямо в руки.
Юля прилагала неимоверные усилия, чтобы первой не броситься Марату на шею. Чтобы не поддаться этому порыву. Судорожно втянув легкими спасительный кислород, она машинально увлажнила свои безбожно пересохшие губы. И столь невинный жест стал последней каплей. Каримов сорвался. С тихим утробным стоном он крепко прижал Юлю к себе.
Резко впечатал их друг в друга и принялся лихорадочно шарить руками по ее телу прямо поверх одежды. Ревностно. Эгоистично. Собственнически.
А она позволяла ему. Позволяла себя лапать и кайфовала от этого как сумасшедшая. Более того, так же жадно лапала его в ответ, просто дурея от этого безумия. Только сейчас девушка осознала в полной мере, как сильно по нему соскучилась. Как дико истосковалась по его прикосновениям.
В какой-то момент профессор усадил Юлю на стол и торопливо вклинился между ее бедер. Сам же застыл в жалких миллиметрах от ее лица.
Сквозь рев собственного пульса Попова услышала напряженное:
— Если сейчас поцелую тебя, то все… уже не остановлюсь! Не смогу!