Табу на женатых мужчин
Шрифт:
– Я знаю, – сказал Григорий, глядя на Музу, – и на этот раз я выберу очень хорошую женщину.
– Да ты уж постарайся, – ответила Муза, глядя ему прямо в глаза. – Ребенка нельзя подводить во второй раз!
– Я больше не подведу.
– Но мама у нее все равно должна остаться мамой, уж какая есть, – почему-то снова стала высказываться Муза, хотя ее никто не просил.
– Какие же тупые бывают люди! – вдруг закашлялся дядя Федор.
– В смысле? – отвлекся на него Григорий.
– Вы не видите, как вы смотрите друг на друга? О каком еще поиске может быть речь? Хорошая женщина! А чем женщина, сидящая напротив тебя, плоха? Да вы светитесь просто! Не прощайтесь!
– Спасибо за совет, – улыбнулся
– Сложный – это еще не плохой, – парировал Федор, приподнялся на кровати и внимательно посмотрел на Музу.
– Какая утонченная женщина! Какие глаза и какие тонкие запястья! Вы музыкант?
– Надо же! Вы сразу угадали! – удивилась она. – Вы знаток женщин?
– А чего гадать-то? Оно все видно сразу, я в людях разбираюсь, да и в женщинах тоже… был грех, я же был молодой и симпатичный…
– Ой, а скажите тогда, этот мужчина – бабник? – спросила Муза, указывая на Григория. – Мне очень важно знать.
– Что началось-то? – напрягся тот.
– Если она этим интересуется, это уже хорошо, – успокоил его дядя Федор. – Гриша-то? Бабник или нет? – Старик пытливо впился в Григория. – Уверен, что нет, хотя баб было много, но это и неудивительно, при такой харизме-то. Я уверен, что он просто ищущий и не нашедший, запутавшийся, по-разному можно назвать.
– Я бы сказала, уставший от женщин. Есть такая категория мужчин-красавцев со скучающим взглядом, – отметила Муза, и дядя Федор рассмеялся.
– Нет, взгляд у него не скучающий, особенно когда он смотрит на вас. Так вы, Муза, музыкант? Я все же прав?
– Пианистка. Но сейчас с руками проблема, и я преподаю музыку, – ответила Муза.
– Какая прелесть! Какая тонкость! Учительница музыки! – Федор задумался и еще раз внимательно посмотрел на Музу: – А я вас давно искал.
– Меня? – удивилась она.
– Да, именно такую женщину с твердой позицией, трогательными чистыми глазами и музыкальным слухом.
Федор закашлял еще сильнее. Музе, если честно, показалось, что старик сейчас же сползет с кровати, достанет какую-нибудь коробочку, встанет на колени и попросит ее стать его женой до конца дней своих.
– Может, врача вызвать? – забеспокоилась Муза.
– Да какой там врач! Гриша, скажи ей, что я тут даже не по профилю лежу! – отмахнулся старик.
– Не по профилю? – переспросила она.
– У меня рак на последней стадии, положили умирать, – закашлялся старик. – Место оказалось в этом отделении, сюда и пристроили…
– Не знаю, что сказать, – растерялась Муза.
– А ничего и не надо говорить! – прервал ее дядя Федор.
– Может, не все так плохо? – робко спросила Муза.
– Нет, именно так, может, даже хуже, – закашлял дед. – И я лично тебя хочу попросить об одном деле.
– Да, конечно, – согласилась Муза, хотя и выглядела при этом несколько растерянно.
– Само провидение тебя привело ко мне, – продолжил старик, словно перенимая эстафету рассказчика от Григория. – Я дважды был женат, но лишь в одном браке у меня родился сын Виталий. А я в жизни очень много сделал такого, за что мне должно быть стыдно. Я гулял, изменял всем своим женщинам, и женам в том числе. Да, сейчас, когда я уже одной ногой сами понимаете где, я стал говорить только правду. Я пил, кутил. Возможно, из-за пьянства у меня и сын родился больной. Все может быть. А дальше – позор на мою голову, я бросил жену с больным сыном и улетел порхать дальше. Я им и не помогал даже. – Старик снова закашлялся и задумался, старческие глаза его наполнились слезами.
Музе и Григорию сказать было нечего. С одной стороны, вроде надо было подбодрить его, а с другой – он рассказывал очень нелицеприятные вещи, и радоваться здесь было нечему.
– И вот сейчас моему сыну тридцать три года. Он – инвалид, всю жизнь в инвалидной коляске.
Муза с Григорием переглянулись, им, как и прежде, сказать было нечего… После непродолжительной паузы старик продолжил:
– Я не знаю, что бы я смог сделать для них? Возможно, были бы деньги, Виталия можно было бы прооперировать и поставить на ноги. А я сбежал, и жизнь в сыне поддерживала моя Маша. Моя дорогая Маша… Очень достойная женщина, настоящий человек… мать, мать с большой буквы. Можно ли сейчас что-то изменить? Уже слишком поздно. В физическом плане я уже ничего не изменю, а вот в психологическом у меня еще есть шанс. Сын уже взрослый и, надеюсь, умный. Виталик окончил школу, обучаясь на дому с помощью мамы. Заочно поступил в институт на физико-математический факультет и окончил его… парень-то был изначально умный. Сейчас как-то работает на дому. Он работает, понимаешь? Мой сын стал человеком без моей помощи! Я и горжусь им, и себя ненавижу одновременно. Я знаю, что он очень много с большим упорством работал над собой, над своим туловищем и руками. На ноги Виталик встать не смог, но руки разработал, вывел из скрюченного состояния. У него ДЦП, диагноз-то с детства. Вот он руками все и делает, качается, готовит, работает на компьютере, водит машину. Он все может и больше всего хотел научиться играть на пианино. Понимаешь?
– Откуда такие сведения? – не выдержала Муза.
– Дочка, мне говорить тяжело. Точно знаю, что он хотел. Но у Маши денег не было на такие изыски, она только-только концы с концами сводила, да если что и оставалось, так на лекарства обезболивающие сыну. Она даже на массажистку выучилась сама, чтобы ему по несколько раз массаж делать, мышцы-то у него скручивались просто в веретено, боли он терпел сильные. Господи, как же я виноват! Кто бы только знал! – взялся за голову дядя Федор.
– А зачем вы нам все это рассказываете? – спросил Григорий. – Мы вам не судьи… а то, что вы сейчас что-то понимаете, так бог судья.
– Да скорее не тебе, милок, а вот девушке твоей. Я вины своей уже ничем искупить не могу, кроме одного. – Федор посмотрел на Музу так, словно она была по меньшей мере проводником бога от его заговорившей совести к прошлым грехам. – Я ведь богатый, у меня и деньги, и кое-какая недвижимость есть. Я все это сыну хочу отдать, но так, чтобы он взял, это очень тонкая материя. Потому что при моем появлении в его жизни он бы меня не простил и не принял. А вот после смерти уже легче. С мертвых спросу меньше, это как там говорится? Или хорошо, или ничего. Это как прощение, покаяние, только выраженное в денежном эквиваленте. И плюс ко всему вы женщина умная и интеллигентная, вы сможете его подготовить и все правильно объяснить.