Таежный гамбит
Шрифт:
Второй картой казался атаман Семенов, обосновавшийся в японском Генеральном штабе. Но он действительно — казался, по сути был лишь запасным игроком.
И работа закипела. Во Владивостоке готовились склады с оружием. Братья Меркуловы зачастили в Харбин, наладили связи с влиятельными эмигрантскими кругами. Конечно, о поддержке их японцами братья не упоминали. Говорили только о создании в Приморье белого правительства. Европа поддержала затею. А тут еще в Советскую Россию вторглись отряды Петлюры, Булаховича, Савинкова. И «властелин пустыни» проснулся — барон Роман Федорович Унгерн фон Штернберг. Рванул из Монголии в Россию. Пятая армия Иеронима Уборевича повернулась в другую от Дальнего Востока сторону — к Иркутску. Момент был самым подходящим.
И вот в результате переворотов 24 мая в Никольске-Уссурийском и 26 мая во Владивостоке власть ДВР в Южном Приморье оказалась свергнутой. Было создано Временное Приамурское правительство, которое возглавил Спиридон Меркулов. Переворот совершили воинские формирования семеновцев и каппелевцев, располагавшиеся в районе Гродеково — Спасск — Никольск-Уссурийский — Владивосток. Командующий каппелевцев генерал Вержбицкий поддержал сформировавшееся правительство. Он-то и посоветовал руководителям правительства пригласить к сотрудничеству генералов Дитерихса и Мизинова, живущих в Харбине. Дитерихс отказался, а вот Мизинов, как мы видели, согласился.
Атаман Семенов был уверен, что события развертываются по его плану, и засобирался в приморье. Вопреки советам японского командования и Временного Приамурского правительства, генерал поехал во Владивосток. Это было началом его многомесячной борьбы с Приамурским правительством. Но сила силу гнет — и в конце концов Григорий Михайлович покинул Приморье. За это правительство выделило ему сумму, обеспечивающую его проживание в течение пяти лет. Семенов, в свою очередь, дал обещание не проживать в Японии или в местах, находящихся в сфере ее влияния.
Атаман сложил с себя звание главнокомандующего войсками восточной окраины. Все подчиненные ему воинские части переходили в распоряжение генерала Вержбицкого. В память о доблестном Ледовом походе Каппеля в июне двадцать первого командующий войсками Временного Приамурского Правительства генерал-лейтенант Вержбицкий издал приказ, которым устанавливался отличительный нарукавный знак каппелевцев. Знак представлял собой Георгиевскую ленту, сложенную под сорокапятиградусным углом. Подобно бело-сине-красному шеврону Деникинской Добровольческой армии, знак каппелевцев носился на левом рукаве, но только углом вверх.
«Что ж, каждая новая метла…» — подумал тогда Мизинов.
3
Мизинов впервые присутствовал на заседании меркуловского правительства. Оно проходило во Владивостоке, в центральной конторе акционерного общества «Торговый дом братьев Меркуловых, сыновей, зятя».
Вел собрание сам Спиридон Меркулов — высокий, породистый мужчина в белом чесучовом костюме. Говорил складно, грамотно и доказательно. Хотя что у него было на душе — не понимал, наверное, никто, меньше всего Мизинов, человек здесь совершенно новый.
Меркулов говорил о проблемах. Основная — уход японских войск. Они убедились в полном провале интервенции и открыто заявили об эвакуации в октябре. Следовательно, все иллюзии на японизацию Дальнего Востока развеялись.
— Временное приамурское правительство находит, что японские войска в Приморье принесли краю только пользу, сохранив его от окончательного разорения, — вещал с трибуны Меркулов. — Дальнейшее пребывание японских войск во Владивостоке и Приамурье не может встретить ни малейших возражений со стороны нашего правительства.
Члены правительства с ним согласились: другого выхода не было, надеяться на собственные силы не приходилось. Все молили в душе, чтобы японцы остались. Только в этом «приамурское правительство» видело свое спасение.
Затронули и финансовые вопросы. Денег в казне кот наплакал. Продать больше нечего.
— Прежде мы жили тем, что сбывали грузы, получали иностранные кредиты. Это позорище! Кто, уважающий себя, так живет? — раздавались голоса.
Еще вчера склады города ломились от грузов, продуктов, вооружения. Тысячи тонн. Сегодня было продано все.
— Надо эксплуатировать природные ресурсы! — кричали из зала. — Отдать коммерсантам промыслы, прииски!
Спиридон Денисович Меркулов, глава правительства, сидел в президиуме и, подперев голову массивным кулаком, бессмысленно глядел в зал.
Он увидел генерала Вержбицкого и вздрогнул. Он не любил генерала. Впрочем, «не любил» — мягко сказано. Он его ненавидел. Вечно Вержбицкий вставал у него на пути. Вот и сейчас всю военную власть загреб под себя. Того и гляди опять переворот учинит. Ему не впервой…
Да что там генерал — все его подвели, даже вчерашние друзья. Японцам главное — свой карман набить. Промышленники тоже поворовывают, это уж как водится. А тут еще эта Дальневосточная республика, будь она неладна! Большевики в затылок дышат, вот-вот насядут, и поминай как звали…
«И все-таки японцы — самые надежные друзья, как бы там ни было, — в который раз твердо для себя постановил Спиридон Меркулов. — Но как быть? Токийский кабинет адмирала Като заявил о новой дальневосточной политике. Японцы пошли на переговоры с ДВР! Куда уж дальше-то?.. А тут и армия полуголодная — почти тридцать тысяч человек. Да и себя бы не забыть»…
Когда все выговорились, Меркулов встал и, тяжело опираясь на дубовую столешницу, провозгласил в зал:
— Пребывание японских войск во Владивостоке и Приамурье не может встретить ни малейших возражений со стороны нашего правительства. Да поможет нам бог! — и сошел с трибуны.
Мизинов был разочарован. Никогда еще он не видел такого спектакля, такого беспомощного балагана.
Он разыскал Вержбицкого и высказал ему свои чувства.
— Я согласен с вами, Александр Петрович, — ответил Вержбицкий и, взяв его за локоть, отвел подальше от посторонних ушей.