Тагир. Ребенок от второй жены
Шрифт:
Летит как на крыльях, подол цветастого платья развевается, по пути на кухню щебечет не переставая. Я же плетусь следом, еле переставляя ноги, руки повисли плетьми, кажется, из меня вытащили тот самый пресловутый железный стержень, который помогал мне справляться с жизненными трудностями.
А ведь самое главное испытание ждет меня впереди…
Но сейчас единственное, чем я могу отвлечься, это готовкой или уборкой на кухне, даже рада, что Наиля отвлекает меня разговорами на бытовые темы. Показывает, что где лежит, какие блюда
Ее слова болезненно падают в пустоту моей души. Почему-то не могу избавиться от ощущения, что она украла моего жениха и заняла мое место… Я бы ни за что не поступила так со своей подругой. Вот только снова всплывает другой момент.
А ты пошла бы против воли родителей, Ясмина? Задаю сама себе вопрос и снова разумом оправдываю подругу.
Но сердце-предатель продолжает кровоточить, душа плачет, а инстинкты предупреждают, что нужно остерегаться Наили. Она уже однажды ударила мне ножом в спину. Нет гарантии, что она не повторит это снова.
— Завтра прилетят родители Тагира, и мои тоже. Приготовим им обед, — щебечет она как ни в чем не бывало.
Вздрагиваю от голоса подруги, который врывается в поток моих мыслей. Она уже крутится по кухне, а я как стояла, так и стою. Потом всё же подхожу к раковине, рассматриваю роскошные мраморные поверхности столешниц, начищенную до блеска раковину.
Вспоминаю нашу с родителями убогую квартирку. Многое бы отдала, чтобы там оказаться. И пусть у нас давно нет такой роскоши, но там всё свое, родное.
— Я уже с утра многие продукты приготовила, поэтому, если ты не против, я тогда буду готовить, — предлагает Наиля, стоя возле холодильника вполоборота, — а ты приберешься. А в следующий раз поменяемся, — говорит так многозначительно, что непонятно: то ли она сейчас о бытовых обязанностях, то ли о дележке мужа.
В любом случае я не буду спорить. Кивком подтверждаю свое согласие и приступаю к уборке, в общем-то, чистой кухни, что дает мне возможность отворачиваться от Наили и уходить в другой угол, чтобы не пересекаться с ней и не разговаривать.
— Я отойду, Ясми, скоро вернусь, ты присмотри за едой… — Наиля вдруг решает куда-то сходить.
Она не должна отчитываться передо мной, поэтому я не спорю, но, когда подхожу к плите, не вижу там никаких кастрюль или сковородок. Странно.
Обвожу взглядом продукты. Они настолько разрозненные, что я не знаю, что она собралась приготовить, и не хочу лезть в ее зону ответственности. Мне сказали прибираться — я и прибираюсь. Сказали присмотреть — но за чем присматривать?
Ощущение подвоха царапает нутро, но я стараюсь от него избавиться. Зачем придумываешь то, чего нет, Ясмина?
Спустя час меня начинает бить ощутимый мандраж. Наиля как сквозь землю провалилась, еда не приготовлена. Моя часть работы выполнена давно, а к своей подруга так и не приступила.
Я не решилась взяться за готовку и приготовить что-то на свой вкус, просто убрала в холодильник быстро портящиеся продукты и села ждать хоть кого-то.
Где в этом доме моя спальня — не знаю, Наиля так и не показала, а сама я не решаюсь хозяйничать в чужом доме и выискивать что-то, будто воровка.
В какой-то момент тяжелая поступь шагов заставляет меня вскочить на ноги и прижать руку к груди, чтобы унять бешено колотящееся сердце. Узнаю сразу. Это Тагир. Идет сюда. Ему вторят мелкие дробные шаги. Не один.
Приглаживаю растрепанные волосы и кусаю губы. От волнения я не могу стоять на ногах. А от голода сводит желудок. Только ты, Ясмина, могла провести на кухне несколько часов и не притронуться к еде.
— А где? — Наиля быстро доходит до плиты и с недоумением смотрит на пустые конфорки. — Ясми, еще ничего не готово? Я думала, сейчас сядем и поедим. Тагир голоден, да, мое сердце? — кошкой ластится к нему, глядит как на божество.
Суровый взгляд мужа ни на секунду не задерживается на Наиле. Складывается ощущение, что он отмахивается от нее, как от назойливого комара, зудящего на ухо.
В то время как меня он пригвождает своим взглядом к месту, отчего я не могу пошевелиться, дыхание толчками вырывается из груди, и я пытаюсь осознать, что мне делать.
При Тагире, при котором не имею права сказать ни слова, не могу объясниться.
Поднимаю глаза и демонстрирую железобетонное спокойствие, сцепив зубы до боли так, что кожа на щеках натягивается.
— Сейчас я что-то быстро приготовлю, Тагир, — щебечет Наиля, проскальзывая мимо мужа и подходя к холодильнику, открывает его и смотрит в светящееся пространство. — Мясо? Салат? Что ты хочешь, любимый?
У Тагира заметно дергается щека, он медленно переводит взгляд на жену, и видно, что не слышал ни единого слова из ее речи. Понять, что ей нужно, нетрудно, но он не торопится ответить. Снова обращает свой холодный взор на меня.
— Ты не хотела порадовать меня ужином, жена? — цедит сквозь зубы, сжимая и разжимая кулаки. Тяжелый взгляд исподлобья наводит страха.
— Ясмина, скорее всего, не так меня поняла, — опять вклинивается Наиля, стараясь быть милой. Ее приторная навязчивость оседает оскоминой на зубах. — Ничего страшного, дорогая, я исправлю твою оплошность.
— Наиля! — рявкает он так, что девушка дергается, отшатывается, прикладывает руку к груди, во влажных глазах плещется обида. Она ведь так хотела угодить.
— Тагир… — шепчет она тихо, но он рубит воздух рукой и заставляет ее замолчать, а потом подходит ко мне так близко, что я готова вжаться в стену и раствориться в ней.
Но мне некуда идти, он везде найдет меня.
— Пошли, — роняет он короткое слово, и я каменею.
Тагир разворачивается и уходит, даже не оглядываясь и не заботясь о том, иду ли я за ним. Наиля в этот момент смотрит четко на меня и даже не скрывает той пылающей ненависти, что тлеет в глубине ее глаз.