Тахана мерказит
Шрифт:
– - Мири!
– - одернула ее Алка.
– - Не приставай к человеку.
– - Она сунула Петру Ивановичу колесико ананаса. Но Петр Иванович ананас отверг.
– - От ананаса у меня узда зажевывается. Во рту заеда получаются, кислота теребит... Лучше я покурю, пожалуй. Мири пододвинула к нему пепельницу.
– - Рассказывай, пожалюйста.
– - Да что рассказывать? Один я остался, как сундук с товаром. Шутка такая. В общем это все ерунда непосредственно. Катер вот у меня сгорел -это жалко...
Поели-попили. Алка, нарушая шабат, ушла в ванную включить стиральную машину.
Петр Иванович сытый, довольный откинулся на спинку дивана. Растегнул рубаху.
– - Мири, мне Машка заказала привезти лошадь для Барбия. Кто такой Барбия?
– - Это просто, -- кивнула Мири, -- это мы купим. А что у тебя висит на шее?
– - Она пересела поближе.
– - Покажи, пожалюйста.
– - Крест православный. Павел, включи!
Пашка, кряхтя, включил вентилятор. Но прохлады он не добавил, только месил жару.
Петр Иванович снял с шеи крест.
– - Каждый человек русский должен носить крест. Ты, например, Мири, человек еврейский, тебе крест тоже подходит...
– - Ну, не совсем, -- улыбнулся Мишка, не отрываясь от Голанских высот.
– - А ты чего не разливаешь, Михаил? Ты что, с водкой "на фе"? Смотри, приходить не будет.
– - Где ручка, Пашка?
– - крикнул Мишка.
– - И бумагу.
– - И еще: убить -- гасить в шубу, -- довольный своей нужностью, сказал Петр Иванович.
– - Записывай, Павел, подмогни отцу.
– - Я не умею писать по-русски, -- виновато опустил голову Пашка, протягивая отцу ручку.
– - И читать по-русски не умею. Не ругай меня, Васин, пожалуйста.
Петр Иванович опешил. Такого он не ожидал.
– - Не понял. Раз просишь, ругать не буду. Но все равно -- не понял. А эта, мелкая?
– - он кивнул на Мири.
– - Я тоже не умею, -- радостно отозвалась девочка, вылизывая остатки мороженого из коробки.
– - И читать, и писать. Мишка разлил водку.
– - Не впрягайтесь, Петр Иванович, -- он чокнулся с гостем.
– - Мы с Алкой ничего не можем поделать. Не хотят, сволочи. Может, убить?
Петр Иванович молча выпил и крякнул как положено.
– - Ну, ладно. Так на чем тормознулись? Насчет креста?
– - Я вот что ношу для Бога, -- Мири вытянула из-за ворота маечки серебряную шестиконечную звезду на цепочке.
– - Мой могендовид. Хочешь, он будет твой? Но ты ведь не еврей, ты можешь иметь проблемы с твоим Богом...
– - Бог, Мири, запомни, один на всю хиву, -- наставительно сказал Петр Иванович и для серьезности разговора даже застегнул рубашку на последнюю душную пуговицу.
– - У одних он -- Будда, у русских -- Христос, у чурок -Аллах... Тут главное -- вера.
Мири стянула с себя цепочку.
– - На. Петр Иванович, не ожидавший такого поворота, вопросительно взглянул на Мишку. Мишка зевнул, лениво пожал плечами. Петр Иванович прицепил могендовид на одну бечевку с крестиком.
– - Ну, тогда будем здоровы!
– - Лэ хаим!
5
Суббота. Шабат в разгаре.
С утра опохмелялись, но не слишком.
– - А что, музей открыт сегодня?
– - поинтересовался
– Достопримечательности непосредственно?,, -- "Метро закрыто, в такси не содют..." -- пропел Мишка.
– - Шабат во всем околотке. Алка в лаборатори сегодня дежурит. Пашка! Будешь поваром.
– - Ага, -- въедливо усмехнулся Петр Иванович.
– - В лаборатории, выходит, можно. Не возбраняется. Гляди-ка: интересно: то понос, то золотуха. А музей, значит, аля-улю По правде-то говоря, Петру Ивановичу не больно хотелось на экскурсию. Это он скорее, чтоб хозяев не обидеть. Тем более, где Христос родился, он уже видел. В Вифлееме Где харч покупали.
– - А что если Петр Иванович у нас на крыше позагорает?
– - предложил Мишка.
– - Павел, отнеси гостю матрац.
Настроение у Петра Ивановича было отличное. Да у него всегда было хорошее настроение, кроме когда живот с перепоя гудел или остеохондроз в руки стрелял. Или -- не к стол; будь сказано -- в мошонку. От хребта туда боли иной раз отдавались. Но, это все чепуха, так сказать непосредственно Главное, жив. В оккупации не подох; после войны голодуха -- снова живой; отец в штрафбате сгинул, матери на переезде "кукушкой" голову отсекло -обратно живой! И на зоне не пропал. Там, правда, уже взрослым был. Бога гневить не надо Главное, чтоб из жопы пыль не шла!
– - Ладно, Михаилу не мни водку!
– - весело призвал он хозяина.
– - По последней, и -- на крышу!
Плоская крыша, залитая раскисшим от жары гудроном была густо заставлена солнечными батареями: их-то, оказывается, и выдумал на весь Израиль, а также для. всех арабов Наум Аронович, первый муж Ирины Васильевны. Ячеистые стеклянные щиты батарей уставились в синее прокаленное небо. В некоторых ячейках стеклышки были выбиты, в пробоинах валялись окурки, смятые "пачки сигарет и даже пустые банки из-под пива. На веревках между солнечными батареями сушилось разноперое белье. Рядом стояло несколько стульев из белого пластика, такой же столик на невысоких ножках.
Петр Иванович, покуривая, облокотился о заграждение -- обозревал субботний иерусалимский двор. Пашка притащил на крышу матрац, пепельницу и зачем-то еврейскую газету. Он стоял рядом с гостем, готовый комментировать происходящее внизу и вокруг.
– - Дай я покурю из твоей сигареты, -- робко попросил он, поглядывая на дверь.
Петр Иванович удивился, но оторвал у беломорины обмусоленный конец, сунул папиросу Пашке.
– - А мать узнает?..
Пашка задымил отчаянно и башкой замотал: не узнает.
– - Васин, а что ты ешь, чтобы от тебя не пахло с водкой?
– поинтересовался он, выпуская дым колечками.
Петр Иванович пожал плечами.
– - Ничего такого не ем. Закусываю активно и все. Лучше суповину, похлебочку... Хватит тебе курить, дурака валять!
– - Он перегнулся через парапет.
– - Рассказывай, чего тут? Куда это они? В церкву, грехи замаливать? Пускай, дело Хорошее.
Внизу евреи, все в черном, все как один в очках, шли в синагогу. Вернее, -- как объяснил Пашка -- в пять синагог, помещавшихся в одном длинном, похожем на барак строении с разными входами.