Таинства любви (новеллы и беседы о любви)
Шрифт:
– Да, - согласился Алексей.
– Это как чума. И вот мы собрались за городом, как дамы и молодые люди у Боккаччо в «Декамероне» и ведем беседы о любви.
Владимир Иванович не рассмеялся, по своему обыкновению, а заинтересованно взглянул на молодого человека, вспыхивая жемчужной голубизной глаз.
– А Вадим, небось, все записывает, - снова рассмеялся он.
– Что это он замыслил?
– Тема наших бесед та же, какая обычно всплывает на встречах одноклассников и однокурсников, потаенные любовные истории, словом, секс в СССР.
Владимир Иванович
– Секс, которого не было, или который все-таки был?!
– Еще какой! Мука и радость нашей жизни.
– Отлично, молодой человек.
– Алексей Князев, - представился он.
– Имя-отечество мои как старика вы знаете. Сергеенко, - протягивая руку, он рассмеялся.
– В таком случае, вы, может быть, присоединитесь к нам? Нас было пять однокурсников и семь одноклассниц Марины. Почти все уехали, нас мало осталось.
– А Вадим?
– Он собирался к вечеру вернуться.
– Хорошо. Он будет грызть себе ногти, если пропустит мои истории.
– Чудесно!
После ужина, к которому приехал Вадим, а затем еще кто-то, Владимир Иванович, который чрезвычайно понравился молодым женщинам, они не хотели верить, что ему за шестьдесят, в гостиной повел речь на тему, по нынешним временам весьма банальную, что творится в студенческих общежитиях, особенно в праздники. А во времена его юности?
Владимир Иванович сходил домой и, переодевшись, оказался в вещах, в каких и молодежь не прочь щеголять, простых и вместе с тем исполненных благородства по расцветке и фасону. Он заговорил с привычкой лектора вести беседу:
– А во времена моей юности студенческое общежитие по своим порядкам напоминало уж точно монастырь, правда, предназначенный для совместного проживания монахов и монахинь, еще молодых и юных. Как так получилось, я не знаю. Возможно, сработали идеи равенства полов, свободы, да и проживание было практически бесплатно, как в Эдеме. Достаточно было завести охранителей в виде сонма ангелов, то бишь коменданта, вахтеров, хозяек белья и уборщиц исключительно из воинственных бабок и молодых женщин, включая коменданта, а в помощь им как идейных блюстителей порядка и нравственности Студенческий Совет общежития под эгидой Комитета Комсомола факультета. Посторонних в общежитие не пускали, в любой момент мог замаячить фигура милиционера; гостей пускали по удостоверениям личности лишь до определенного часа. После одиннадцати все запиралось, никакой музыки, никакого хождения. Лишь некий едва различимый шум присутствия множества молодых и юных сердец, что нарастает в праздники до взрыва и вспышек, как фейерверк.
А если тебя пронизывают тоска и томление и не заснуть, то кажется, что все общежитие этаж за этажом гудит, как лес весной, и слышно, как разносится трель и щелканье курских соловьев.
Я все вижу, как сейчас, в одной из комнат с двумя окнами, с пятью кроватями, а стол посередине, ближе к двери, и тут же два шкафа, они выдвинуты от стены, и там как бы утаенная кровать, которую занимает, разумеется, та из девушек, что там верховодит, но и она же больше всех томится, постоянно пребывая в поисках какого-нибудь исхода.
В то время пронеслись слухи, как одну девушку из нашего курса - она и выделялась по виду и нраву, как Манон, - уличили в грехопадении; по наблюдениям соглядатаев или доносу, выяснилось, что она запиралась в комнате, добро бы, с одним студентом, нет, то с одним, то с другим, а это уже даже не любовь, а похуже... Было учинено расследование, а вели его комендант и члены Студсовета отдельно, и обнародованы были, разумеется, через сарафанье радио, две версии прямо противоположного содержания...
Манон не выселили, это же ЧП и пятно на общежитие, в конечном счете, прозвучали слова «взять на поруки» и т.п., а на самом деле воспользовались ее опытом, но все же позже, поскольку она запустила занятия, ее исключили из Университета, изгнали из Эдема...
Но именно эта история нашей Манон и ее поклонников, с расследованием, возбудила у юношей и девушек и смех, и гнев, и беспокойство, и мечты, и вожделения - всю гамму чувств и треволнений, когда мы близко соприкасаемся с тайнами, столь сокровенными, как любовь и секс. Девушки из комнаты 423 и призадумались: как же быть? Самые заветные помыслы и желания надо оставить и вести себя, как монахини?
– Ну, что значит запирались? Может, всего лишь целовались?
– То с одним, то с другим?
– Целоваться можно то с одним, то с другим, если тебя окружают поклонники, а затем уж сделать выбор, кто из них больше люб.
– Если так рассуждать, должно пойти дальше, чтобы окончательно убедиться, кто больше люб.
Но позже все уже знали, что было, и передавали из уст в уста.
– Один влюбился в нее, а поскольку она с ним охотно танцевала по субботам на лестничной площадке и позволяла себя тискать и целовать в уединенных углах, то он пожелал большего, а ей самой этого хотелось не меньше, вот они стали запираться днем, пропуская лекции, - это сразу уборщицы заметили, но не стали бы доносить, любовь, понятно и простительно, но она стала запираться и с его другом, это уже не любовь, а нечто похуже...
– А они, знаете, какое давали объяснение? Она влюбилась в Валентина и сама обольстила его, а в нее был влюблен его друг Саша, как выяснилось, и очень страдал, намеревался даже броситься с Тучкова моста, и она, чтобы утешить, приняла и его...
– Боже! Ну, о чем мы говорим?
– Мы говорим о сексе, если воспользоваться для простоты, модным словечком.
– Секс? Что это такое?
– От слова сексуальность.
– Сексопильность.
– Сексуальное, сексопильное... Это свойство, присущее прежде всего нам, женщинам. Этим мы и нравимся мужчинам.
– А в мужчинах что нам нравится?
– Это же самое.
– Мы говорим о сексе. О любви я не стану ни с кем говорить, кроме любимого.
– Найди его.
– Я не очень на этот счет беспокоюсь: найдется сам.
– Хорошо, ты веришь. Я - нет. На меня никто не обращает внимания как на женщину.
– А ты женщина? Нет, не скромничай. Я заметила, с тобой мальчики охотно заговаривают.
– Ну, это же чисто по-товарищески.
– Сначала товарищ, - мы же все товарищи, ведь так, затем друг, затем, ой, и возлюбленная!