Таинства любви (новеллы и беседы о любви)
Шрифт:
– Что ты?
– Это?
– она, отнимая и вновь возвращая руку, кончиками пальцев приглаживала его ладони.
– Что ты делаешь?
– Как! Ты еще спрашиваешь? Ведь я люблю тебя!
– и она остановилась, близко-близко в тьме звездной ночи взглядывая в его глаза, и ее глаза светились, как звезды, живые человеческие, нет, именно девичьи.
– Ты любишь меня? А не рано?
– Если я полюбила, значит, самое время.
– Идем. Уже поздно.
– То рано, то поздно... А я только что сделала признание, поразительное и для меня самой! Под этим небом, перед всеми звездами Вселенной...
– Как Татьяна
– Не принимаешь всерьез. Хорошо.
– Хорошо?
– Так лучше. Если бы ты меня обнял, хотя бы всего лишь обрадовавшись случаю, я бы пропала.
– Почему бы пропала?
– Влюбилась бы до смерти. А так, может быть, все пройдет, как проходит детство и юность.
– Так все серьезно?
– Самое серьезное, что было в моей жизни.
Вадим замолчал. Все ждали продолжения. Вадим поправлял свечу, а затем и другой занялся. Раздались голоса:
– Это все?
– А лучше вряд ли что еще будет
Вадим снова посмотрел на Алексея Князева и как-то отстраненно продолжал:
– Уже расставшись, он напишет ей письмо, влюбившись в нее по-настоящему, а его письма она будет показывать матери, не все, прося его меньше писать о любви, похоже, она переросла свое подростковое чувство... Однажды он приедет в Москву, куда они вернулись, и в прогулках по городу она снова загорается чувством, а он томится жаждой обладания до мук и однажды добивается своего, правда, так и не разобравшись, что произошло, лишь ее лицо при свете утра, взволнованное, смущенное, светло-розовое, исполненное нежности...
Это она идет навстречу - на прощанье...
– Алеша, ты моя первая любовь.
– Ты прощаешься со мной? Мы расстаемся навсегда?
– Не знаю. Но с нашей юностью в пушкинских местах мы уже расстались. И эта встреча в Москве и наши прогулки... Лучше не бывает. Я знаю, как ты меня хочешь, для тебя это венец... А для меня конец моей юности и первой любви. Возьми меня. Я хочу, если уж на то пошло, чтобы ты остался в моей жизни и первым моим мужчиной.
В разлуке он уже не мог жить, просил выйти за него замуж, но она уже не радовалась его письмам, такого тона и смысла, что даже маме не покажешь... И перестала отвечать на его письма...
– «Я вас любил...» - с чувством воскликнула Лариса, а продолжение стихотворения словно пронеслось под ночными небесами далеким эхом.
– В это-то время Алеша встретил девушку, - чуть иным тоном продолжал рассказ Вадим, - на которой он вскоре женился, поскольку роман был скоропалительный, как нынче сходятся, едва познакомившись, но жениться не спешат, выжидая чего-то, но Алеша приглянулся девушке, а она ему тем более, красивая, застенчиво-скромная, ну, прямо Натали Пушкина... Да и звали ее Елена?
– Вадим посмотрел на Князева, тот кивнул машинально, что заставило женщин переглянуться: значит, все-таки речь о нем.
– У Елены была матушка в годах, вылитая Коробочка у Гоголя в «Мертвых душах», у нее была дача в садоводстве, а жили они в коммунальной квартире, занимая комнату при входе, и можно было подумать, что у них отдельная квартира, соседей не видно и не слышно, только на ночь дверь изнутри закрывалась на крюк.
Елена работала, а мать на даче; встречаясь с Алешей, она сразу стала приглашать его к себе, чтобы вместе поужинать, и он оказался
Однажды, побродив по ночному городу, Елена оказалась перед закрытой изнутри на крюк дверью. Со смущением позвонила, по эту пору лета из соседей в квартире оставалась одна старушка. Она решила, видимо, не открывать, мало ли кто там бродит. Елена спустилась на площадку лестницы и в окно увидела во дворе Алешу: он не ушел, ожидал, верно, когда засветится ее окно. Он побежал наверх, и девушка так обрадовалась ему, что кинулась ему на шею и шепотом сказала, что любит его, в чем не была до сих пор уверена.
Они выбрались во двор, и тут Алеша посмотрел наверх: окно в коридоре было распахнуто, лето, жарко и ночью, а рядом водосточная труба. Он без особого труда поднялся до третьего этажа по трубе и с опасностью для жизни сумел добраться до окна. Откинув крюк, он впустил Елену, а сам уже вышел на лестницу, но она схватилась за его руку и потянула вовнутрь. Соседка, если и не спала, не решилась выглянуть.
Дальнейшее - ясно.
– Нет, нет, мы собрались здесь для бесед о любви и о сексе без купюр, без цензуры и ханжества, - возразила Лариса Минина.
– Все согласны? Голосуем.
Все рассмеялись, голосовать не стали. Вадим снова перешел к отстраненному по тону рассказу, предварив его замечанием:
– Здесь кстати совершенно реально в целой серии любовных эпизодов в несколько лет можно показать всё, что демонстрируют в фильмах, с обсуждениями, они же, с подачи молодой женщины, которую просвещают подруги, перепробуют всё, с проступающей тревогой у жены, мол, она не получает того удовлетворения, о чем говорят как о оргазме...
Раздались протесты.
– Он заскочил вперед.
– Как прошла та ночь?
– Это же самое интересное!
Вадим снова переглянулся с Алексеем Князевым и продолжал так:
– В окно светила белая ночь. После объятий и поцелуев, как бы пробных, осторожных, Елена сказала:
– Оставайся. Мосты через Неву разведены уже или будут разведены.
Ночь принадлежала им. Он какими-то словами пожелал увидеть ее всю. Они ведь уже вместе купались на Неве у Петропавловской крепости и в лесном пруду на даче. Она замечала, как на Алешу обращают внимание девушки, он был, хотя и невысокого роста, строен, широкоплеч, а себя считала не очень приметной, больше из застенчивости и врожденной скромности. У себя дома Елена смело скинула платье.
– Всё?
– спросила она скорее в шутку.
Он кивнул. Чтобы поразить Алешу своей смелостью, она сняла лифчик, и он впервые увидел девичьи груди, маленькие издали, и хотел подойти к ней, но она подняла руку, останавливая его, и в этот же момент спустила трусы и сделала шаг вперед, освобождаясь от них, и предстала перед ним обнаженной Венерой, милая, смущенно-радостная, со стройным бюстом, с тонкой талией и слегка тяжелым туловищем.
Лариса Минина словно вся закружилась в кресле и посмотрела на Олега Соловьева с торжеством.