Таинственная блондинка
Шрифт:
— Я часто задаюсь мыслью, как ты, с твоим интеллектом, работаешь в полиции, — задумчиво произнес он. — Это просто удивительно. Однако, как бы то ни было, сейчас у тебя есть шанс поработать в другом направлении.
— Что ты имеешь в виду? — настороженно спросил я.
Наклонившись, Сэнджер похлопал меня по карману пиджака и радостно хохотнул:
— Порнографические картинки!
— Смешная штука, — осторожно начал я. — Помнишь, вчера ты говорил, что тебе придется возиться в лаборатории с пробирками, в то время как я буду разыскивать четверых дам и сравнивать оригиналы с живописными портретами?
— Конечно, — кивнул он. — Ну и что?
— А то, что три из них заявлялись уже ко мне домой с одной и той же мыслью. Все дамы готовы были отдаться мне в обмен на мое обещание сохранить их личности в тайне.
— Да ну? — Эд быстро заморгал. — Врешь!
Я ответил ему снисходительной, сонной улыбкой:
— Ну конечно.
— Держу пари, ты отправился прямо домой и тут же завалился спать! — В его голосе прозвучала слабая надежда.
— Действительно, я лег в постель, как только очутился дома, — подтвердил я. — Но о сне не могло быть и речи…
— Почему? — хрипло спросил он.
— Эд! — Я бросил на него страдальческий взгляд. — Ты пробовал когда-нибудь заснуть, если в твоей постели еще три человека!
Он судорожно сглотнул и пробормотал осевшим от зависти голосом:
— Я все равно не верю!
— На брюнетке было очень яркое белье — большие красные розы на желтом фоне, — мечтательно произнес я. — Ты бы видел, как она в одних трусиках танцует ча-ча-ча…
Он уставился на меня горящими глазами.
— Эл, скажи мне одну вещь. Ну а как, на твой взгляд, остальные две? Длинноволосая блондинка с такой фигурой, — он завертел в воздухе руками, рисуя соответствующие пышные формы, — и рыжая с растрепанной прической?
— Я все расскажу тебе, Эд, если сначала кое-что расскажешь мне ты, — пообещал я.
— Конечно, все, что угодно! — Парень так энергично закивал головой, что я испугался, как бы он не сломал шею.
— Так что же такое винчестер восемьдесят восьмой модели? — деловито осведомился я.
Солнце стояло в зените, и мне показалось, что никогда раньше я не видел такого яркого, сияющего дня.
Я надел темные очки, и мир вокруг сразу же окрасился в темно-зеленый цвет. Наверное, такого же цвета и моя печень, мрачно подумал я. Я проехал восемь кварталов до Пайн-стрит, где, если верить Айрис Мерсер, вершил свои дела агент покойного художника.
Фасад художественной галереи с двух сторон зажимали магазин женской одежды и роскошная витрина, в которой красовались экзотические фрукты. Едва я переступил порог, как ко мне с решительным выражением лица направилась высокая худощавая девушка. Коротенькое платьице открывало взгляду ее тощие ноги, практически ничего при этом не скрывая. На шее девицы таинственно позвякивали причудливые бусы.
— Чем могу служить, сэр? — спросила она тоном, который у большинства людей ассоциируется со смертью близкого родственника.
Я с любопытством взглянул на стоявшее поблизости сооружение из металла, которое должно было обозначать скульптуру. Оно живо напомнило мне обломки, оставшиеся от страшной автокатастрофы. По сравнению с картинами, занимавшими стены, творения абстракционистов выглядели детскими рисунками. Один из этих шедевров представлял собой холст, целиком выкрашенный в черный цвет, который жил своей загадочной жизнью. Каждые пять секунд в центре холста загоралась неоновая надпись: «Жизнь — это растущий спрут».
Смысл этого послания до меня как-то не дошел.
— Чем могу служить, сэр? — повторила худышка. На этот раз в ее похоронный тон вкралась нотка нетерпения.
— Я ищу одну картину, — деловито сообщил я. — У вас нет, случайно, портрета бабушки Моисея?
В ответ она что-то невнятно промяукала. При этом вид у девицы был такой, словно она собиралась превратиться в нечто созвучное металлической скульптуре.
— Боюсь, что вы обратились не по адресу, — тоненько пропищала она. — В этой галерее выставляются только произведения авангардистов.
— Я просто пошутил, — великодушно успокоил я. — Мистер Дюма на месте?
— Его кабинет в конце галереи. — Она с подозрением покосилась на меня. — Он сейчас очень занят.
— Я интересуюсь работами художника Гленна Торпа, дела которого ведет Дюма, — пояснил я.
Девушка всплеснула руками.
— Я уверена, что мистер Дюма сможет вам помочь.
— Вам не нравится стиль Торпа? — спросил я, заметив изменившееся выражение ее лица.
— Я считаю, что времена, когда художник писал картины с точностью фотоаппарата, давным-давно прошли!
— Этот художник в основном пишет обнаженную натуру, верно?
— Единственные картины Торпа, которые я видела, были этюды с изображениями головы и плеч, — равнодушно ответила она. — Но я уверена, что мистер Дюма расскажет вам все, что вы хотели бы знать.
Я прошел в указанном направлении и вошел прямо в кабинет — дверь была широко открыта. Мужчина, сидевший за письменным столом, поднял голову и удивленно посмотрел на меня. Это был маленький, хрупкий человечек с резкими чертами лица, глубоко посаженными глазами и роскошными каштановыми кудрями. Картину дополнял синий пиджак, надетый поверх розовой водолазки, и китайский медальон на золотой цепи, обязательный для такого рода одеяния. Одним словом, всем своим обликом этот человечек напоминал стареющего фавна.
— Мистер Дюма? — осведомился я.
— Я Лерой Дюма. — В его мягком голосе слышался подчеркнутый акцент. — Чем я могу вам помочь?
— Я хотел бы, чтоб вы познакомили меня с подробностями интимной жизни Гленна Торпа, — попросил я.
— Что? — У хозяина кабинета буквально отвисла челюсть.
Я вытащил четыре фотографии и разложил их перед ним на письменном столе.
— Только не говорите мне, что он писал их, пользуясь исключительно силой воображения.
Он бросил на снимки быстрый взгляд и с подозрением посмотрел на меня: