Таинственная бутылка
Шрифт:
Партизаны.
Тихо читал Сеня. Молчали ребята, думая о партизанах, которые борются в Калининских, Брянских и Смоленских лесах. Молчал лес. Высокие могучие деревья, словно часовые, окружали полянку, на которой сидели ребята.
СЧАСТЛИВОГО ПУТИ!
Молчал лес. Над ним плыло солнце, пронизывая золотой паутиной лучей листву деревьев, тропки, лужайки. Но чем дальше — тем глуше лес, гуще ветви деревьев. Что-то синеет в чащобе, может озеро лесное, может туман, может дымок партизанского костра.
На поваленном бурей дереве с опаленной кроной сидел человек. В зубах у него незажженная трубка. Неподалеку от поваленного дерева — вход в землянку, откуда доносится приглушенный разговор. Тихо в лесу, редко заскрипит ветка под ногой часового.
Человек с трубкой посмотрел на синеющее между деревьями небо и вспомнил такие же дни до войны. Работал он тогда на селекционной станции в городке Западная Двина. Недалеко от затона на берегу реки стоял его маленький дом, а за ним опытное поле.
Хорошо было расхаживать между грядками и наблюдать, как раскрываются голубые лепестки льна, как вызревают огурцы, маленькие и хрустящие, как краснеют на кустах щечки помидоров, круглых и сладких, как яблоки.
В просторной комнате его домика всегда пахло молодой зеленью: на подоконниках, на столах — всюду стояли плошки, банки, ящики с прорастающими семенами.
Был он веселый, общительный, внимательный к людям, и люди его любили. Еще издали увидя его высокую, Широкоплечую фигуру, с трубкой в зубах, люди радостно улыбались.
Так спокойно шла жизнь. Утром он ежедневно брился в парикмахерской, недалеко от своего дома.
Там его тоже встречали с улыбкой. Брея его, парикмахер Семен Онуфриевич шутил:
— Ну как, Кузьма Акимович, не вырастили еще огурца величиной с дом?
— А вы изобрели бритву, чтоб брила на год вперед?
Однажды Кузьма Акимович не пришел бриться. Это было в конце июня 1941 года.
— Знать заболел Акимович, надо сходить к нему проведать, — сокрушались мастера.
Вечером, когда парикмахерскую закрыли, Семен Онуфриевич направился к агроному. На дверях висел замок. Парикмахер решил: «Значит, здоров. Зайду завтра до работы».
Он сошел с крылечка и тихонько побрел вдоль забора опытного поля, откуда пахло укропом, разозгретой солнцем землей и еще чем-то сладким и терпким, не то тмином, не то резедой.
* *
*
В этот час Кузьма Акимович сидел в кабинете у секретаря районного партийного комитета. Окна были тщательно завешаны одеялами. Электрическая лампа под зеленым стеклянным абажуром освещала небольшой круг на столе: чернильный резной, из вишневого дерева, прибор, высокий стакан, из которого торчали ручки и остро отточенные карандаши, аккуратно уложенные в плоскую плетеную корзиночку газеты, лист бумаги, на котором время от времени секретарь делал пометки.
— Двадцать человек на первое время хватит, — медленно говорил Кузьма Акимович, — двадцать человек — это сила, но этой силе надо дать оружие. С палкой, Степан Степанович, не пойдешь на фашиста.
Степан Степанович, плотный, в синей гимнастерке, с воспаленными от бессонных ночей глазами, откинулся назад и пристально посмотрел на агронома из-под густых, лохматых бровей.
— Вот что, Кузьма Акимович, из винтовки стрелять— наука не мудреная. Ты сам найди винтовки и вооружи ими отряд.
— Легко сказать, — возразил Кузьма Акимович, — иголку в сене и то легче найти. Да и времени мало, враг у ворот.
— Это не серьезно, — ответил секретарь райкома и выпил глоток остывшего чая. — Конечно, винтовки — не цветы, в городском парке они не цветут. Несколько винтовок я дам, а остальные достань…
И так как растерянное выражение не сходило с лица у Кузьмы Акимовича, секретарь добавил уже без улыбки, коротко, как отрезал:
— У фашистов. Вот где! Понял?
Кузьма Акимович задумался, потер рукой лоб и медленно произнес:
— Раз другого выхода нет…
— Нет другого выхода, — повторил Степан Степанович, — винтовки ты должен достать. Теперь о людях — список я просмотрел, народ подходящий, ценный. Основное задание тебе известно. В остальном жизнь сама подскажет, научит. Список партизан останется в делах райкома. Ты же запомни их на память. А сейчас обойди всех и предупреди — завтра в восемь ко мне на совещание. Как будто все! — потирая переносицу сказал Степан Степанович и, прищурив глаза, задумался. — Вот еще, Кузьма Акимович, включи в список двадцать первого… Некрасова Алексея, что на строительстве моста работал. Его отец со мной в гражданскую войну в одном полку служил… Погиб он. Ты возьми Алексея, он хороший комсомолец, я за него ручаюсь.
— Слушаюсь, Степан Степанович.
— Знаешь, где Некрасов живет? — спросил секретарь райкома и, не дожидаясь ответа, добавил, — возле клуба, третий дом по левой стороне. Ну, будь здоров!
Пожимая крепкую руку Кузьмы Акимовича, секретарь всмотрелся в его сумрачное лицо и спросил:
— Есть личные неприятности?
— Душа горит от обиды, Степан Степанович. Пока не дорвусь до боя с фашистами — не успокоюсь. — Кузьма Акимович передохнул, будто ему не хватало воздуха, махнул рукой и вышел из комнаты.
* *
*
Поздней ночью, когда городок спал, и только дежурные у домов проверяли, не пробивается ли где через щелку свет, да патрули ходили по улицам, к окраине приблизился небольшой отряд. Люди шли молча, у каждого за спиной был вещевой мешок, у некоторых винтовки.
— Стой! Кто идет? — окликнул в темноте голос патрульного.
Высокий широкоплечий мужчина с трубкой в зубах протянул бумагу. Мелькнул глазок электрического фонарика.
— Проходите!
Отряд двинулся дальше. Патрульный долго смотрел ему вслед.