Таинственная любовница
Шрифт:
Я ела в одиночестве в своей комнате и по обыкновению читала книги, которые брала в Гиза-Хаус. Все это время я не видела Тибальта, потому что он вместе с отцом уехал в какую-то экспедицию в центральные графства. Но Табита всегда давала мне книги.
— Тибальт считал, что вам это должно быть интересно, — говорила она.
Эти книги и мои визиты к Табите, а также осознание того, что Доркас и Элис удачно устроены, были единственными светлыми моментами в то время моей жизни.
Иногда я видела Теодосию. Она была бы со мной довольно любезна, если бы мать позволила ей это. В Теодосии нет ни злости, ни гордыни. Она просто никакая: если и обретала какие-то краски, это было просто отражение людей, которые ее окружали. Она
Когда я встречала сэра Ральфа, он спрашивал, как я поживаю, и смотрел на меня благосклонно, как всегда. Не могла же я сказать ему: «Мне не нравится ваша жена, и я ушла бы от нее прямо завтра, если бы не была совершенно уверена, что в любом другом месте буду столь же несчастна, как здесь!»
При малейшей возможности я ходила в Радужный, в гости к Доркас и Элисон. Это довольно интересный домик. Он был построен лет триста назад, в те времена, когда семья, которая могла возвести дом за одну ночь, имела право владеть землей, на которой он стоял. В те времена бытовала традиция собирать кирпичи и черепицу. Начинали работу, как только темнело — и работали всю ночь. Четыре стены и крыша — вот все, что требовалось для жилища. И это было готово к утру. После к дому можно было делать пристройки. Так случилось с Радужным. Когда Бодрианы получили этот дом, они приспособили его для своих слуг, значительно расширив. Но в доме остались кое-какие старинные черты — например старая полка — нечто вроде высокого выступа на стене, где обычно спали дети, забираясь туда по лесенке. Теперь дом мог похвастаться довольно пристойной кухней с глиняной печью, в которой Доркас пекла самый вкусный хлеб, какой я когда-либо пробовала. Там же был котел, в котором они готовили пастеризованное молоко, чтобы делать густые топленые сливки. Тетушки действительно были счастливы в этом коттедже со славным садиком, хотя они и скучали по просторному дому священника.
Мне всегда не хотелось уходить от них и возвращаться в Кеверол-Корт, к моим обременительным обязанностям, и я утешалась тем, что издевательски копировала леди Бодриан. Я вышагивала по гостиной в коттедже, размахивая воображаемым лорнетом.
— А сэр Ральф? — спрашивали тетушки робко. — Ты его часто видишь?
— Очень редко. Я же не член семьи, как вы понимаете.
— Какой позор, — горячо воскликнула Доркас, но Элисон подала ей знак замолчать.
— Когда ты училась, все было иначе, — пожаловалась Доркас.
— Да, мне никогда в голову не приходило, что я не одного с ними круга. Но тогда я не была у них в услужении. Удивительно, как мало я знала леди Бодриан… к счастью.
— Все может измениться, — рискнула предположить Элисон.
По натуре я была оптимисткой, так что и даже в тот ужасный период предавалась мечтаниям. Обед. Одна из гостий, леди, не смогла прийти. Они не могут сесть за стол в количестве тринадцати человек. «Ну ладно, есть же компаньонка. Она весьма презентабельна. В конце концов, ее здесь обучали». И вот я спускаюсь вниз в платье, которое Теодосия спешно нашла для меня. Она в нем выглядела ужасно, но мне оно подходит великолепно. И вот я в столовой. «Рядом с человеком, которого ты знаешь», — шепчет Теодосия. «О, — восклицает Тибальт, — как я рад видеть вас!» И мы с ним говорим, и все видят, как он поглощен беседой со своей соседкой за столом, и даже после обеда он ни на шаг не отходит от нее. «Как я рад, — говорит он, — что леди А… Б… В… — какая разница, как ее зовут? — Как я рад, что она не смогла прийти сегодня!»
Мечты, мечты! Но что еще мне осталось в тот ужасный период моей жизни?
Я читала до тех пор, пока не охрипла.
— Вы сегодня что-то не в голосе, мисс Осмонд. О Господи! Как это неприятно! Одна из основных причин, по которым мне нужна была компаньонка — чтобы мне читали вслух.
Она сидела, вышивая свои узоры. Иголка мелькала туда-сюда, оставляя след голубой, красной или фиолетовой шерстяной нити. Я была совершенно уверена, что она не слушает моего чтения. Если бы только я могла читать вслух одну из тех книг, которые брала в Гиза-Хаус! Иногда у меня появлялась озорная мысль заменить книгу и посмотреть, заметит ли она это. Иногда она откладывала в сторону вышивание и закрывала глаза. Я продолжала читать, не зная, спит ли хозяйка. Несколько раз я замолкала, чтобы проверить это. Но как-то она обнаружила, что я не читаю, когда внезапно проснулась. Она спросила, почему я не читаю. Я робко отвечала: «Я подумала, что вы уснули, леди Бодриан. Я боялась, что побеспокою вас». «Чепуха, — отвечала она. — Продолжайте, будьте любезны. Я сама скажу, когда мы закончим». В тот день она заставила меня читать до тех пор, пока не устали глаза и не охрип голос. Я уже начала подумывать о том, что готова бежать куда глаза глядят. Но возвращалась к мысли о том, что если я уеду, то никогда больше не увижу Тибальта.
Апельсин и Лимон стали для меня настоящим благословением, потому что их необходимо было ежедневно выгуливать, и это давало мне возможность ускользнуть из дома и тогда заглянуть в Гиза-Хаус, чтобы поболтать с Табитой.
Однажды, когда я пришла к ней, то сразу поняла, что случилось что-то особенное. Табита провела меня в гостиную и сказала, что сэр Эдвард планирует поездку в Египет. Это будет одна из самых смелых, грандиозных экспедиций. Она надеялась присоединиться к ее участникам. «Теперь, когда Сабина вышла замуж, — сказала она, — мне здесь незачем оставаться».
— Вам придется выполнять там какую-нибудь работу? — спросила я.
— Нет, официально — нет, конечно. Но я могу быть полезна. Вести хозяйство, если необходимо, — я многое умею. Могу быть на подсобных работах — как всякий непрофессионал.
— Как я вам завидую! — с жаром воскликнула я.
Она одарила меня своей нежной улыбкой.
— Леди Бодриан тяжела в общении, смею предположить.
Я вздохнула.
Потом она снова заговорила о путешествии.
— А Тибальт поедет с отцом? — спросила я.
— Безусловно. Это одна из его главных задач. Археологи только об этом и говорят. Вы же знаете, что сэр Эдвард — один из величайших мировых авторитетов в этой области.
— И Тибальт пошел по его стопам, — кивнула я.
Она проницательно посмотрела на меня, и я поняла, что, возможно, выдала свои чувства.
— Он — точная копия отца, — сказала она. — У таких людей только одна страсть в жизни… их работа. И те, кто находятся с ними рядом, должны всегда об этом помнить.
Я не могла не говорить о Тибальте.
— Но сэр Эдвард кажется мне совершенно отрешенным. Он почти не замечает людей вокруг себя.
— Он иногда спускается с небес на землю… или, точнее, поднимается из-под земли на грешную землю. Но таких людей невозможно узнать за короткий срок. Для этого требуется вся жизнь.
— Да, — согласилась я. — Думаю, это и делает их такими привлекательными.
Она снова мягко улыбнулась.
— Иногда, — продолжала она, — Мне приходит в голову, что таким людям нужно вести жизнь отшельников или монахов. Работа вполне заменяет им семью.
— А вы знали леди Трэверс?
— Только на закате ее жизни.
— И вы полагаете, что сэр Эдвард счастливее сейчас, когда он вдовец, чем когда был в браке?
— Разве я такое сказала? Я приехала к ним, как привилегированная экономка. Мы были знакомы много лет, и когда возникла необходимость… я заняла это место так же, как вы заняли свое.
— А после того леди Трэверс умерла?
— Да.
Мне хотелось знать, какой была мать Тибальта. Элисон и Доркас часто говорили, что мне не хватает такта. Поэтому я выпалила: