Таинственная надпись
Шрифт:
— Ну, до дома можно добраться пешком, а лопаты где-нибудь раздобудем. В той же Родничанке каждый даст.
— А что есть будешь? И продукты ведь утонули… Василек лукаво посмотрел на Женьку:
— Ну, еды тут миллионы кубометров! Женька не уловил его шутливого тона или просто
не поверил, что Василек в таком положении может шутить.
— Где ты видишь еду? Тут одна вода.
— А тонна воды заменяет килограмм хлеба, — в тон ему ответил Василек.
Перебраться на берег им в этот день не удалось: как назло, ни одна лодка не проплыла мимо,
Вечером Толик тщетно пытался разжечь костер: спички намокли и ни за что не хотели загораться. Женька проследил глазами, как последняя переломилась пополам у Толика в руке, и, ежась от холода, проговорил:
— Значит, без костра ночевать будем? И в животе урчит — есть хочется.
Он не ругался, не кричал: чувствовал себя виноватым. Что правда то правда — не Толик и не Василек, а он упустил то злополучное весло.
Надолго запомнилась ребятам ночь, проведенная на острове, посреди реки. Было холодно, до тошноты хотелось есть. Тут бы впору помолчать, но разве Василек может угомониться? О чем думает, о том и говорит:
— Я бы сейчас, наверно, целого барана съел.
— Сырого? — невесело шутит Толик.
— Зачем сырого? Я бы из него таких вкусных, душистых шашлыков с перцем и с луком нажарил!…
— А мне бы сейчас тарелку жирного борща со сметаной — враз бы опорожнил, — признался Толик.
— Довольно вам, ребята, про еду толковать, — с мольбой проговорил Женька.
— А тебе что? Спи себе, — отозвался Василек. Женька сразу оценил этот мудрый совет: действительно, во сне, наверно, не так есть хочется. Он заткнул уши пальцами и уже минут через пять, сладко посапывая, спал. Толик и Василек вскоре последовали его примеру.
Утро на другой день выдалось замечательное. Когда ребята проснулись, пригретые лучами солнца, успевшего уже подняться высоко над горизонтом, мир показался им совсем не таким мрачным, каким выглядел вчера. Женька и тот повеселел. А когда Василек заметил лодку с двумя рыбаками, направлявшуюся в их сторону, он даже попробовал шутить:
— Это даже хорошо, Толик, что мы вашу лодку утопили: помнишь, ты говорил, что давно пора делать новую.
Об остальных потерях ребята старались не говорить.
Рыбаки без лишних слов перевезли их на берег, даже не стали расспрашивать, как и что: у порогов такие случаи не были редкостью.
В Родничанке ребята раздобыли «с отдачей» пару лопат и котелок для воды на деньги, которые Толик предусмотрительно хранил в кожаном кисете за пазухой, купили хлеба, картошки, немного сала и двинулись в путь.
Чтобы Женька снова не захандрил, поклажу распределили «равномерно»: Толик нес лопаты, Василек — кругляш с надписью, а Женька — котелок и кусок толстой проволоки с заостренным концом, который он прихватил возле родничанской кузницы. Предполагалось, что этой проволокой они будут прощупывать землю вокруг пней, чтобы определить, с какой стороны копать. А пока Женька прицепил ее к поясу и, как утверждал Василек, стал похож на «заправского мушкетера».
Ребята шли проселочной дорогой, которая была покрыта мягкой прохладной пылью. По обе стороны дороги густой стеной стояла рожь. Она нынче неплохо уродила, и, чтобы дотянуться до колоса, Женьке с Васильком приходилось вставать на цыпочки.
Потом начался лес. От высоких бронзовых сосен и густых старых елей на дорогу падала зубчатая тень. Было тихо, только веселое щебетание птиц, перелетавших с дерева на дерево, нарушало этот таинственный покой.
Толик, который все время шел впереди, остановился.
— Вот тут дорога расходится, куда дальше идти: прямо или налево?
— Если из Бродов идти, так налево — Нинин отец говорил. А тут, наверно, прямо. Километров пять еще…
— Ой, ребята, а что, если мы прямо на границу придем, — тут же совсем недалеко Польша, — встревожился Женька.
— Ну, до границы еще от Косинской делянки пятнадцать километров, — успокоил его Толик.
Чем дальше ребята углублялись в лес, тем выше и мощнее становились деревья. Время от времени встречались сосны такой высоты, что шапка падает с головы, если посмотреть на макушку. На опушке леса таких не увидишь. Столетние ели так широко развесили свои лапы, что под ними образовались настоящие шатры.
— Вот где от дождя хорошо прятаться, — сказал Василек. — Будешь сидеть, как в избе под крышей.
Ему никто не ответил.
Запахло сыростью и прелыми листьями. Через дорогу, высоко задрав мордочку, пробежал шустрый ежик. Василек погнался было за ним, но тот проворно юркнул под куст и был таков. «Ну и ладно», — подумал про себя Василек. Его больше интересовали птицы. После случая с Витей Капустиным, когда тот принес в школу убитого скворца, Василек серьезно заинтересовался жизнью птиц. Он прочел много книжек про них и знал теперь, в каких местах живут те или другие птицы, чем питаются, когда выводят птенцов.
Когда над головой у ребят резко прокричала свое не слишком мелодичное «ку-ку» кукушка, он сперва вздрогнул от неожиданности, а потом поспешил воспользоваться случаем, чтобы поделиться своими знаниями с товарищами.
— Фу, напугала, — откровенно признался он. — И до чего же прожорливая птица. Даже таких тварей ест, что другие птицы до них и дотронуться боятся. А вы знаете, как она птенцов выводит? Она их даже не выводит, а просто подкидывает яйца в чужие гнезда, и уже другие птицы за нее стараются — и высиживают, и выкармливают.
— Ну уж это ты загнул, — не поверил Женька. — Какая такая птица позволит ей нестись в своем гнезде?
— А она в гнездо и не лезет. Она только облюбует гнездо, а потом и положит яичко где-нибудь неподалеку прямо на землю. Положит и ждет. Как только хозяева улетят куда-нибудь, она тотчас яйцо в зубы и к гнезду. Положит вместе с другими, а там поди разберись…
— Ну и хитрющая!…
Женька тоже немного натуралист, но у него страсть другая — цветы. А поскольку заниматься цветами и говорить про них пристало только девчонкам, он больше помалкивает и слушает разглагольствования Василька.