Таинственная женщина
Шрифт:
Марсель остался в лаборатории один, но работать он не мог, какая-то смутная тревога охватила все его существо. Он уселся возле открытого окна в широкое кожаное кресло и, отдавшись своим думам, блуждал взглядом по зеленым холмам, будто надеясь увидеть там тонкий, изящный силуэт дамы в трауре. Наконец в пять часов он спустился в сад, миновал клумбы, засаженные розовыми кустами, и подошел к реке полюбоваться хрустально чистой водой, как вдруг звонок у калитки вывел юношу из задумчивости. Он оглянулся и увидел направлявшегося к нему в сопровождении привратника красивого, изящно одетого молодого человека высокого роста, с голубыми глазами и русыми, изящно завитыми усами. Подойдя к Марселю, тот снял шляпу, отвесил почтительный поклон и сказал с итальянским певучим акцентом:
– Имею ли я удовольствие говорить с господином Марселем Барадье?
– Да, сударь, – ответил Марсель, с любопытством вглядываясь в незнакомца. – Чем обязан честью вашего посещения?
Молодой человек бросил взгляд на удалявшегося привратника, затем произнес несколько высокомерно:
– Позвольте, сударь, представиться. Я граф Чезаро Агостини, из рода князей Бривиеска. Я живу с сестрой на вилле «Утес». Я пришел поблагодарить вас за ваше внимание, за любезное разрешение гулять в вашем лесу…
– В этом нет ничего особенного, – ответил молодой Барадье. – Случай свел меня с вашей сестрой. Она здесь никого не знает… Мне показалось, что она ищет уединения… Я счел своим долгом предложить ей то, что мог, вот и все.
Граф Чезаро грациозно поклонился, причем красивое лицо его омрачилось.
– Сестра моя действительно грустит, – сказал он со вздохом, – она пережила тяжелое горе… Самоотверженно она ухаживала за больным мужем, который был значительно старше ее… Он умер некоторое время назад… Для поправки здоровья она приехала сюда, рассчитывая найти тут покой и тишину… Нам очень расхвалили воды Ара, но больше всего мы рассчитываем на действие чистого воздуха, в котором сестра моя нуждается больше всего после долгого пребывания у постели умирающего…
– Вы с сестрой приехали из Италии? – спросил Марсель.
– Нет, – ответил Чезаро. – Мадам Виньола была в Париже, я поехал туда за ней… Мы вернемся в Неаполь, где и думаем поселиться… Но не раньше осени… Да, все это очень, очень печально!
Марсель видел, что граф Чезаро не особенно торопится уходить, и поскольку его общество было приятно хозяину дома, то он повел гостя к аллее, в тени которой стояло несколько садовых стульев.
– Прошу вас, сударь, садитесь.
Итальянец небрежно опустился на один из стульев, вынул из кармана золотой портсигар и протянул его Марселю:
– Не угодно ли сигарету?
– С удовольствием, – ответил молодой химик.
Они закурили.
– Вилла, где живет моя сестра, очень уединенная… Не повлечет ли это каких-либо неудобств? – поинтересовался он у хозяина дома.
– Нисколько. Вашей сестре нечего бояться.
– Тем лучше. Я недолго пробуду с ней, дела требуют моего возвращения в Париж, и мысль, что я оставляю ее только с горничной и служанкой, весьма меня тревожит, не стану скрывать. Неужели здесь всегда так мало народу?
– В это время года – всегда. Сезон начинается в июне… Через два месяца гостиницы будут переполненными и все дороги – оживленными… К этому времени я отсюда уеду.
– Стало быть, вы живете здесь наездами? – спросил гость.
– Да, я постоянно живу в Париже… Сюда приезжаю только по делам фабрики…
– У вас большая фабрика? – продолжал свои расспросы итальянец.
– Да, одна из самых крупных в нашем департаменте… Она основана моим дедом… Это – колыбель нашей семьи, источник нашего благополучия. Вот почему отец мой, ныне глава банкирского дома, не хотел продавать ее и продолжает вести дело, хотя оно, как источник дохода, не особенно интересует его теперь…
– И вам поручено управление ею?
– Нет, у нас есть управляющий, который замещает моего отца… Я тут просто на правах хозяйского сына и не вмешиваюсь в производство… У меня есть лаборатория, и поскольку я химик, то провожу тут опыты… Но всякий в Аре вам скажет, что я не более чем любитель, что исследования мои несерьезны и что мои опыты никогда не окупятся… – Марсель непринужденно рассмеялся.
Красивый итальянец сказал своим певучим голосом:
– Да, сыновья богатых людей всегда возбуждают недоверие, никто не хочет видеть в них серьезных тружеников… Но из того, что человек не нуждается в деньгах, вовсе не следует, что он не способен работать по-настоящему…
– О, граф, что же будет тогда с бедняками?
– Но ведь вы сами относитесь с пренебрежением к своим исследованиям, хотя находите их интересными?
– Да, насколько вообще могут быть интересны опыты красильщика… Я вымачиваю шерсть в жидких красителях и стараюсь добиться прочной окраски, чтобы ткани потом не линяли от действия воздуха, дождя или света… Возьмите наши ткани, которыми обивают стены и мебель, – ведь они никуда не годятся! А старинные ткани сохранились до настоящего времени. Наши предки окрашивали ткани несравнимо лучше, а между тем химия служит нам теперь большим подспорьем… Вот, граф, область, в которой я подвизаюсь…
– Разумеется, это не философский камень! Но всякое исследование имеет свое значение… Что ж, вы добились удовлетворительных результатов?
Марсель насмешливо улыбнулся:
– Благодарен за внимание, граф, вы хотите польстить мне… Изобретатели, как известно, склонны говорить о своей работе, и вам хотелось бы отплатить любезностью за мое внимание к вашей сестре. Но вам было бы, полагаю, не особенно приятно, если бы я отнесся серьезно к вашему любопытству и повел бы вас осматривать мои образцы.
Итальянец опустил голову и произнес глухим голосом:
– Меня глубоко огорчает ваше недоверие… Я нахожу очень интересным все, что вы сообщили, и поскольку вы сомневаетесь в моей искренности, то убедительно прошу вас показать мне ваши работы… Впрочем, быть может, вы пошутили, и я вас не понял, не зная тонкостей языка… В таком случае прошу меня извинить.
– Нет-нет, я говорил совершенно серьезно, – сказал, смеясь, Марсель. – Но раз вы настаиваете, то потрудитесь следовать за мной. Я покажу вам свою лабораторию.