Таинственная женщина
Шрифт:
Он с тоской отвернулся в сторону. Когда занавес опустился под аплодисменты публики и артисты стали выходить на вызовы, женщина в бенуаре сделала легкое движение головой, и он, к своему величайшему изумлению, узнал взгляд той, которую любил. Он во всем мог ошибиться, но не в этих томных глазах, составлявших такой прелестный контраст с насмешливой улыбкой и упрямым лбом. Он внимательно рассматривал ее, хотя она этого не замечала, потому что смотрела в партер, и узнавал ее все больше и больше. Но как трудно было распознать ее и с каким ужасом он убеждался, что это она!
Разве лишь факт подобного превращения не говорил против нее сильнее, чем самое искреннее признание? К чему же эта перемена прически, выражения лица, если ей не хотелось отвратить от себя излишнее любопытство? Что за комедию играла она теперь? Да и когда она играла ее? Не была ли она уже в Аре замаскирована и подкрашена? Или, может быть, теперь, в опере? И кого она хотела этим провести? Его, Марселя? Или нового любовника, которого она приготовилась дурачить сегодня, – того незнакомца, которого она поджидала, которого должны были привести к ней и которому она готова отдаться, как отдалась ему там, в маленькой вилле?
При этой мысли Марсель горько усмехнулся и встал. Соседи его тоже собрались уходить. Госпожа Виньола уже отошла от барьера ложи. В глубине последней виднелись неопределенные фигуры – может быть, в этот момент Агостини представлял ей своего товарища по клубу, так настоятельно просившего графа познакомить его с прекрасной итальянкой. Марсель сосчитал, которую ложу бенуара занимала она, – оказалось, четвертую от прохода. Он вошел в коридор, спрятался за одной из колонн и стал ждать…
Ему казалось, что минуты тянулись нестерпимо долго. Проходившие взад-вперед люди раздражали его. Ему пришлось ответить на несколько поклонов, рукопожатий он избегал. Он чувствовал себя как на пытке… Наконец дверь бенуара отворилась, и оттуда вышел Агостини с каким-то пожилым человеком благородного вида, с орденской ленточкой в петлице. Граф и его спутник, разговаривая между собой, направились к парадной лестнице, прошли почти мимо Марселя, стоявшего к ним спиной, и исчезли в толпе. Тогда молодой человек быстро вышел из-за колонны, отворил дверь в ложу и проник туда. Дама сидела на диване аванложи. Он тотчас притворил за собой дверь и подошел к ней. Она повернула голову, окинула взглядом вошедшего, не моргнув даже глазом, и сказала спокойно:
– Милостивый государь, вы ошиблись ложей.
Он иронично улыбнулся:
– Нет, сударыня, я не ошибся: именно сюда я шел и надеюсь, что вижу перед собой госпожу Виньола… если только вы не баронесса Гродско.
При этих словах молодая женщина немного изменилась в лице. Ее глаза потускнели, а губы задрожали.
– Чье имя вы назвали? – прошептала она неуверенным голосом.
– Вероятно, одно из ваших. Ведь вы их меняете в зависимости от ситуации, как изменяете внешний облик.
– Я не понимаю, что вы хотите сказать. Еще раз повторяю вам: вы обознались, потрудитесь удалиться.
– Ну уж нет! Я подожду здесь, пока не вернется граф Агостини. В его присутствии мы и объяснимся. Он-то не станет отрицать своей личности, а это поможет нам вспомнить и вашу.
Она встала и, не отрицая больше его слов, вскрикнула:
– Да ведь он вас убьет! Несчастный, уходите отсюда, уходите немедленно, без всяких колебаний! Вы еще не знаете, каким подвергаетесь опасностям!
– О, я прекрасно знаю. Генерал Тремон убит, полицейский агент Лафоре – тоже. Без сомнения, убито еще немало других, которые не поддались вашим чарам или помешали вам обделывать дела. И от меня, если не уступлю, вы тоже попытаетесь отделаться. Но сначала я узнаю, кто вы и что вы из себя представляете.
– И не пытайтесь: вы ничего не добьетесь!
– Однако я уже добился кое-чего! – гневно воскликнул он. – Я уже знаю, что вы – шпионка, воровка, актриса… да, актриса, обманщица даже в любви!
Она, казалось, не слышала оскорблений, которые он бросал ей в лицо. Лишь последнее обвинение в том, что она лгала даже в любви, ударило ее как хлыстом. Она покраснела, схватила Марселя за руку и устремила на него пламенный взгляд:
– Нет! Я не лгала… Не смей так думать!.. О, не обвиняй меня в том, что я лгала в любви! Я тебя любила! И мог ли ты в этом ошибиться? Обвиняй меня в чем только хочешь, ты меня не заденешь своими укорами, ведь мы с тобой больше никогда не увидимся! Слышишь? Мы никогда не встретимся друг с другом. Поэтому верь мне!.. Клянусь, что я любила тебя. Я никого не любила так, как тебя! И до сих пор еще люблю! Да, потому-то и не хочу больше видеться с тобой. Ты не поймешь этого! Не пытайся открыть моих секретов. Ты сейчас говорил, что они обернутся для тебя погибелью, и ты был прав. Довольствуйся тем, что уже знаешь про меня и что тебе не пришлось за это знание поплатиться жизнью! Будь слепым, когда я пройду около тебя, будь глухим, когда услышишь разговор обо мне. Не пытайся проникнуть в мрак, окружающий меня. О, дорогой мой Марсель, как недолго, но как нежно я любила тебя! Ну, ступай и не думай впредь, что я обманывала тебя в любви. Я была искренна в твоих объятиях, целуя тебя, я…
Она замолчала. Слезы заблестели у нее на глазах, губы побледнели, руки обвились вокруг Марселя. Он почувствовал, что она прижимает его к своей груди, и вздрогнул от прикосновения ее уст. Он услышал ее голос, полузаглушенный горестными вздохами, говоривший ему: «Прощай!» Затем она сильно оттолкнула его от себя, и он, ошеломленный, очутился, почти ничего не сознавая, в коридоре, среди зрителей, спешивших занять свои места. Раздался звонок, возвещавший начало акта.
Марсель взял пальто и, покачиваясь, как пьяный, вышел из театра, повинуясь приказанию таинственной незнакомки. Теперь он более не сомневался. Он слышал ее крик, исходивший из глубины души… Она сказала ему «Я тебя люблю!» Нет, она не лгала, уверяя, его в этом. Она настойчиво удаляла его от себя, выражая такой страх, какому может поддаться только женщина, опасающаяся, что убьют ее любимого человека. Значит, чужая воля, которой она была подчинена, заставила ее обольстить его!.. Чья же рука в настоящее время направляла ее и ради каких целей? Этого он не знал и не должен пытаться узнать.
Выйдя на Оперную площадь, он стал чувствовать себя спокойнее. Воздух освежил его, но вскоре сердце его снова болезненно сжалось, когда ему вспомнился ее томный взгляд, ее дрожащий от волнения голос, когда она в ложе сомкнула его в своих объятиях. Господи, что за женщина! Всего лишь раз ему пришлось испытать ее любовь, а между тем он весь трепетал, вспоминая эти минуты.
Но ведь она была воплощение разврата. Он ей высказал это в лицо, и она не протестовала. У нее на совести, без сомнения, лежало не одно соучастие в убийстве. Быть может, ее белая прелестная рука тоже была обагрена кровью. Она, очевидно, была сообщницей разных подлых покушений, помогала опасным врагам и самими интригами не раз готовила измену. Красота, грация, ум – все это служило ей средством дурачить людей. И кого только она не любила? Она, не стесняясь, отдалась бы кому угодно, лишь бы добиться своих целей. Она эксплуатировала свое тело, чтобы сводить с ума мужчин и затем использовать их влияние, выманивать у них секреты, лишать их чести или имени. Ради того же она отдалась и ему.
В нем возмутилось чувство порядочности. «Как я низко пал! – подумал он про себя. Увлечение этой женщиной парализует мои нравственные чувства. Я позволяю себе желать ее в то мгновение, когда она мне кажется достойной самого глубокого презрения! Я ее совсем не знаю! Что стало бы со мной, если бы я совершенно подпал под ее пагубное влияние? Она меня любила и потому-то отвернулась от меня, не желая моей гибели». Он нервно рассмеялся. «Скоро она, пожалуй, потребует от меня за это благодарности… О, какое же низкое создание!.. Но как она хороша собой!»
Предаваясь этим противоречивым мыслям, он наконец дошел до дому, разделся и лег спать. На другое утро, проснувшись, он с удивлением увидел около своей кровати дядю Графа. Было восемь часов утра. Молодой человек провел ночь спокойно, но старик, беспокоясь о нем, все время проворочался в своей постели. На рассвете он не смог устоять перед желанием лично убедиться, что с Марселем не случилось ничего дурного, – и вот он давно уже сторожил его пробуждение. Он намеревался хорошенько расспросить обо всем племянника, но тот отвечал уклончиво и рассеянно. Наконец, прекратив свои неудачные расспросы, он прошел к Барадье, намереваясь выпить у него стакан кофе: он покинул дом натощак и теперь умирал с голода.