Таинственное убийство Линды Валлин
Шрифт:
— Мне кажется, он хорошо выглядит, — сказала Сванстрём неожиданно. — Наш преступник то есть. Линда выглядела просто отменно, — продолжила она. — Вдобавок, похоже, тщательно следила за своей внешностью и одеждой. Вы вообще представляете, сколько стоит такой наряд? Тот, что был на ней. Я думаю, парень не уступал ей. Каждый ищет пару по себе. Так ведь считается?
«Конечно, и вы оба, ты и Левин, дьявольски худые», — подумал Бекстрём.
Прежде чем заснуть, Бекстрём позвонил своей приятельнице — репортерше с местного радио. Чтобы она, во всяком случае, не чувствовала себя одинокой.
— Насколько я поняла, вы получили результат вашей пробы ДНК, — сказала Карин. — Не хочешь ничего мне рассказать?
— Я не понимаю, о чем ты, — ответил Бекстрём. — Ты нормально добралась домой в тот вечер?
Они распрощались, этим у них в тот вечер все и ограничилось.
Она предложила встретиться снова в ближайшее время. Добавив, что им по-прежнему не понадобится говорить о работе.
— Конечно, — сказал Бекстрём. — Звучит чертовски привлекательно. Но сейчас я загружен выше головы, так что давай на днях, — добавил он и подумал: «Слишком все легко получается».
— Должна ли я понимать это так, что у вас начинает склеиваться? — спросила Карин излишне эмоционально.
— You will be first to know, [2] — ответил Бекстрём на своем лучшем телевизионном американском.
23
Векшё, четверг 10 июля
В четверг Левин постановил для себя завязать с чтением вечерних газет. Его решение было окончательным, бесповоротным и охватывало «Афтобладет», «Экспрессен» и две младшие и более вредные сестренки последней, «Гётеборгс-тиднинген» и «Квелспостен».
2
Ты будешь первой, кто узнает (англ.).
Большая двухполосная статья, которая вызвала его особое негодование, вышла в «Квелспостен» в тот же день, и на фоне всего прочего написанного об убийстве Линды в вечерних изданиях страны она выглядела довольно безобидной. В ней некий Робинсон-Мике представлял свою историю под названием: «Я встретил Линду в ту ночь, когда ее убили».
Сей молодой человек, телезвезда местного пошиба, подрабатывал в городском отеле в четверг 3 июля. В тот самый вечер, когда Линда посетила тамошний ночной клуб за несколько часов до трагической смерти. Ему составляли компанию двое коллег того же рода, Фармен-Фрассе и Нина из «Старшего брата», и их совместная задача сводилась к тому, чтобы помогать в баре, общаться с гостями и способствовать хорошему настроению гостей заведения.
Около десяти вечера, за час до того, как Линда пришла в ночной клуб, Мике, сильно пьяный, босой и по пояс голый, умудрился станцевать на стойке бара, свалился с нее и побил массу бокалов, среди которых он потом ползал. В четверть одиннадцатого его на «скорой» доставили в больницу Векшё для оказания первой помощи. Фрассе сопровождал товарища и уже с дороги позвонил знакомому журналисту. Интервью у парочки взяли, пока они сидели в приемном покое, и следующим утром, то есть когда Линду нашли мертвой и до того, как новость о ее убийстве попала в газеты, «Квелспостен» в качестве главной сенсации выдала большой репортаж о том, что Робинсона-Мике, прославившегося благодаря реалити-шоу «Бар» и также засветившегося в телеигре «Знаменитый Робинсон», накануне вечером избили в городском отеле в Векшё. А ведь он родился и вырос в этом городе и сегодня был одним из его самых известных граждан.
Все, что случилось далее вечером и в ночь на пятницу, полиция тщательно расследовала, и как раз из-за убийства Линды Валлин.
После окончания интервью Фармен-Фрассе подождал еще час, пока эскулапы собирали по частям его друга, но потом заскучал и вернулся к городскому отелю. Однако охрана на дверях отказалась впускать его внутрь, в результате возникла потасовка, на место вызвали стражей порядка, и Фармена-Фрассе как раз перед полуночью доставили в кутузку здания полиции на Сандъердсгатан.
Пару часов спустя ему составил компанию Робинсон-Мике. Он принялся бузить в больничном отделении, полицейские забрали его оттуда и привезли в ту же кутузку, но поместили в другую камеру. Около шести утра обоих выпустили на свободу, и при поддержке своего товарища Фрассе Мике, хромая, пересек площадь Оксторгет и исчез из поля интереса полиции. В неизвестном направлении.
А значит, все то, что он рассказал газете через неделю после убийства («Я встретил Линду в ту ночь, когда ее убили»), было ложью от начала до конца. Робинсон-Мике не имел возможности разговаривать с Линдой вечером накануне ее смерти, и она уж точно не могла «доверительно рассказать ему о том, что ей часто угрожали по причине ее работы в полиции Векшё».
Поскольку Фармен-Фрассе пребывал в той же ситуации, что и Робинсон-Мике, и вдобавок в той же кутузке, он также не мог встретить Линду в ночь убийства. Оставался третий персонаж из их компании — Нина из «Старшего брата», которая находилась в ночном клубе, пока его не закрыли в четыре часа утра.
Полиция допросила ее уже после обеда в пятницу, то есть в тот самый день, когда Линду нашли мертвой, и понадобилось немало времени, прежде чем до нее дошло, что стражей порядка вовсе не интересовало нападение на ее дружка Мике. Об убийстве Линды она понятия не имела. Линду она не знала, никогда не встречалась и не разговаривала с ней — ни ранее, ни в ночь убийства.
Написавший обе статьи репортер не мог не обратить внимания на такие противоречия, но больше всего обычно крайне сдержанного Левина разозлил тот факт, что газетный писака додумался втянуть его самого в свои бредни. За день до выхода второй статьи он позвонил Левину и предложил ответить на поток критики, обрушенный Робинсоном-Мике на полицию. Что сделано для расследования угроз, о которых Линда рассказывала ему и о которых Робинсон-Мике якобы сразу же уведомил правоохранительные органы Векшё?
Левин отказался от каких-либо комментариев и переадресовал репортера к полицейскому пресс-атташе. Последовал ли тот данному совету, неизвестно. Из его статьи явствовало только, что он связался с ответственным сотрудником, комиссаром Яном Левиным из Государственной криминальной полиции, но тот «отказался прокомментировать серьезную критику работы его самого и его коллег».
И именно после этого Левин принял решение. Он постановил для себя до конца жизни не читать шведских вечерних газет.