Таинственное убийство Линды Валлин
Шрифт:
В бумажнике, кроме того, лежали деньги: целых семь сотен крон купюрами, тридцать две пятьдесят монетами разного достоинства и шестьдесят пять евро, что в сумме соответствовало двенадцати сотням крон. В сумочке вдобавок обнаружили небольшой футляр с губной помадой, тенями для век и прочей косметикой, а также пачку мятных таблеток для горла, маленький тюбик с кремом для губ, пластмассовый держатель с зубной нитью, зубочистку в пластиковой упаковке, спичечный коробок с двенадцатью спичками, различные квитанции и счета за посещение ресторанов, покупку одежды и прочего. Естественно, сумочка содержала обычный ворс от ее материала и прочие остатки всего на свете, которые дотошный эксперт всегда
— Что касается косметики, — сказал Энокссон, — то девушка не смыла ее, и это, пожалуй, может показаться любопытным при мысли о дальнейшем развитии событий. Косметика оставалась на лице, когда убитую нашли утром. Губная помада, тени на веках и еще что-то, название чего я забыл. Похоже, все ее собственное. То, чье название вылетело у меня из головы, есть в протоколе. В общем, ничего необычного.
Наконец, имелась также связка ключей, подходивших к входной двери, а также к различным замкам в усадьбе ее отца. Автомобильный ключ от «вольво» двухлетней давности модели S40, который Линда получила в подарок от отца после окончания школы, аккуратно припаркованного на стоянке совсем близко к дому. Сейчас эта машина стояла во дворе здания полиции, и ее исследование экспертами ничего не дало.
— Да, — уточнил Энокссон. — Кого-то, возможно, интересует ключ от квартиры матери? Он также лежит в чаше на придиванном столике.
Энокссон показал еще одну увеличенную фотографию керамической чаши, куда он вложил маленькую красную стрелку, указывавшую на обычный ключ с кольцом из белого металла. Простое объяснение этому, по словам Энокссона, сводилось к тому, что она обычно клала его в карман, в то время как более тяжелый комплект ключей от дома отца хранила в сумочке.
— Заканчивая историю с сумочкой, — сказал Энокссон, — хочу добавить, что из нее, похоже, ничего не пропало. И судя по всему, никто ничего не искал среди вещей жертвы. А значит, столь простой мотив, как ограбление, пожалуй, можно отбросить. Деньги в бумажнике, драгоценности в чаше, а только ее часы, «Ролекс» из золота и стали, которые она получила в день совершеннолетия от отца, должны стоить где-то тысяч шестьдесят.
Закончив с содержимым сумочки Линды, Энокссон продолжил свой доклад описанием различных инструментов, которые преступник использовал, когда насиловал, пытал и убивал свою жертву. Все эти вспомогательные средства были показаны на фотографии. Конкретно речь шла о ноже для резки обоев и пяти различных мужских галстуках.
Все это преступник нашел в квартире и использовал в качестве подручных средств. Нож эксперты обнаружили на полу в спальне, но, прежде чем попасть туда, он лежал в красном пластмассовом ведерке с различными малярными принадлежностями, стоявшем на мойке в кухне. Обычный инструмент, используемый для резки обоев, ткани и напольного коврового покрытия, со скошенным, регулируемым по длине и остро заточенным на конце лезвием.
— Именно им ее и резали, — пояснил Энокссон. — Ее кровь есть и на лезвии, и на рукоятке, но никаких отпечатков пальцев преступника. Похоже, он вытер нож той же самой простыней, которой накрыл свою жертву.
Галстуки лежали сверху в стоявшей в прихожей картонной коробке. Мать Линды складывала туда старое постельное белье, полотенца и одежду, предназначенные на выброс. Среди прочего там валялись и пять галстуков немного старомодного фасона, изначально купленных отцом жертвы и по неясным причинам оказавшихся в квартире ее матери после развода, которые сейчас она собиралась выкинуть, но преступник использовал, чтобы связать и задушить ее дочь.
Три из них оставались на теле Линды, когда ее нашли мертвой. Первый охватывал ее шею и был крепко затянут узлом у нее на затылке, чтобы облегчить задачу преступнику, который, похоже, сидел верхом сзади на бедрах девушки, когда ее душил. Вторым он связал ей руки за спиной. А третий был обвязан вокруг ее правой щиколотки. Четвертый валялся скрученным на полу. На нем обнаружили следы от зубов и слюну Линды. Его он явно использовал как кляп и, возможно, вытащил изо рта, задушив девушку. Пятый галстук был крепко привязан к верхней поперечине спинки кровати, и, судя по следам, им он на какой-то стадии фиксировал левую щиколотку Линды.
— Очень грустная история, — подвел итог Энокссон и выключил диапроектор.
— А как относительно прочих следов? — спросил Бекстрём. — Волос, отпечатков пальцев и иных отпечатков, волокон и всего остального, что твои коллеги обычно находят на месте преступления?
По словам Энокссона, хватало и такого, включая десяток волос разного типа, которые отправили в ГКЛ, — с головы, тела и лобка.
— Наверняка часть из них принадлежит нашему преступнику, — сказал Энокссон. — Но их экспертиза еще не закончена. Мы обратились сначала к самому простому. То же самое касалось пальчиков, прочих отпечатков и волокон. Если бы удалось найти подходящего подозреваемого, без сомнения, не составило бы труда привязать к нему часть всех этих улик. Принимая во внимание то, что мы уже имеем, можно сказать — у нас явный перебор. Но лучше слишком много, чем слишком мало. Хотя, на мой взгляд, по части всевозможных следов в нашей стране началась настоящая истерия. Взять хотя бы все фильмы, которые люди смотрят по телевизору.
«А ты философ, Энок», — подумал Бекстрём.
— У тебя есть еще что-нибудь для нас? — спросил он.
Энокссона явно одолевали сомнения. И все-таки он покачал головой.
— Не оставляй ничего в закромах, — призвал шефа технического отдела Бекстрём. — Расскажи, Энок, облегчи душу, помоги своим работающим не покладая рук коллегам.
— Ну ладно, — сдался Энокссон. — Относительно этого дела я и другие эксперты старались как могли. В общем, я разговаривал с коллегой из Главной криминалистической лаборатории о нашей ДНК. Нельзя ничего утверждать с большой долей вероятности, поскольку исследования в данной области еще находятся… на начальной стадии, значит… и опасность ошибки велика, однако…
— Энокссон, — произнес Бекстрём начальственным тоном, — что сказал парень из лаборатории?
— Вообще-то это была женщина, — проворчал Энокссон. — Но, если верить ей, определенные нюансы указывают на то, что наша ДНК не является типично скандинавской. По ее словам, мы, скорее всего, имеем дело с преступником другого происхождения, если можно так сказать.
«Сюрприз», — подумал Бекстрём и довольствовался кивком.
После перерыва, устроенного с целью выпить кофе и размять ноги (на выступление Энокссона ушло почти два часа), пришла очередь судмедэксперта. Все, сообщенное им, никоим образом не противоречило тому, до чего полиция уже дошла собственными силами. В любом случае все это носило предварительный характер, а его окончательных выводов требовалось ждать пару недель. Когда будут готовы все анализы и он осмыслит их результаты.
— На данной стадии я могу сообщить следующее, — сказал судебный медик, тщательно подбирая слова, пока копался в своих бумагах. — Жертва умерла от асфиксии. Все говорит о том, что девушку задушили находившимся у нее на шее галстуком и что смерть наступила между тремя часами ночи и семью часами утра в пятницу.
«Вот черт!» — ругнулся про себя Бекстрём.
— Согласно результатам вскрытия, колотые раны на ее левой и правой ягодицах соответствуют имеющемуся в деле ножу…
«Открыл Америку!» — подумал Бекстрём.