Таинственный двойник
Шрифт:
Наим поднял голову:
– Только прикажите, я это немедленно сделаю, мой повелитель.
Бей опустился на пол.
– Сделаешь? – зло усмехнулся бей. – Его здесь нет.
– Как нет? – приподнялся Наим.
– Так! Он, теперь я вижу, действительно предатель. Но говори, что было дальше.
Он взял бокал.
– На меня навалилось десяток человек. Я отбивался, но этот гаденыш, этот сын шакала, напал на меня сзади. Оглушенный, я свалился на землю. Меня повязали, надели мешок на голову и куда-то повезли. Затем бросили в яму. Почти не давали еды. Мне удалось бежать. Блуждая по чужой земле, я нечаянно вышел на наше стадо.
– Почему ты его сразу не убил?
– Я был безоружен, слаб от голодухи. Но, выбрав момент, я это сделал. Прости меня, бей! – и он подполз к нему.
– Пшел прочь! – он толкнул его ногой.
Наим выскочил от него, сияя от счастья. Он понял, что прощен. И теперь надо думать, как отомстить этому урусу.
И Наим не ошибся. Бей пару дней обдумывал рассказ миролена, и у него возник вопрос, как мог узнать Санд о посылке им Наима. Целый день он крутил этот вопрос и так и эдак, но ответа не находил. И он вновь позвал к себе миролена. Наим сказал, что его тоже мучит этот вопрос. И предложил другое.
– Бей, мы узнаем со временем, кто это мог сделать. И только смерть будет ждать предателя. А сейчас надо обдумать, как наказать этого шакала, которому вы даровали жизнь, он же… стал раздавать ваши стада, спасать ваших врагов.
– Да, – бей заерзал на месте, – я согласен. Надо послать туда пастуха.
– Будет исполнено, мой повелитель! А Санда мы найдем и накажем жестоко. Клянусь Аллахом!
Бей милостиво улыбнулся. Более счастливого мгновения Наим не знал.
ГЛАВА 20
Таинственное исчезновение племянника, в котором он души не чаял, не на шутку расстроило епископа Море. Он понимал, что сделали это люди, глубоко заинтересованные в его исчезновении. Но кто это мог быть? Эти несколько слов не давали ему покоя. Кто? Он просыпался среди ночи и терзался этим вопросом. Читал молитву, а сам думал об этом. Если раньше он обвинял в этом графиню, которая ради своего сына могла пойти на такое преступление, то о чем говорит преждевременная смерть Ферри? В несчастный случай он не верил. Наконец он сделал для себя такой вывод: заинтересован прежде всего… король Франции. От многих, окружавших трон, долетали слухи, что Людовик был глубоко заинтересован в том, чтобы прибрать Тулузу к своим рукам. И вот… похоже, свершается.
– Ну что же, – сказал он себе. – Мы еще посмотрим, что на это скажет Рим, который не очень доброжелательно относится к королю.
Море понимал, что Риму нужны доказательства. А они, по мнению епископа, были в Париже. Кряхтя и поругиваясь, из-за этого постоянно крестясь, епископ собрался в дорогу.
И вот его колымага затряслась по пыльным, разбитым французским дорогам. Первый визит нанес графу де ла Маршу, пэру Франции. Когда-то они считали себя друзьями, и им было что вспомнить. Граф принял его в замке в Понтуазе. Он постарел. Замечательные русые волосы на его большой плоской голове, некогда волнами ниспадавшие на широкие плечи, поредели, а седина погасила цвет. Зауженное европейское его лицо было не узнать. Он раньше был худ, а теперь походил на мумию. Но веселый нрав сохранился. Сохранились и остатки былой дружбы. Он принял его сразу, как только тот появился.
Они сидели вдвоем в прекрасно обставленном кабинете. Одни гобелены
Пэр чувствовал, что епископ приехал не по пустякам. Но вот такой вопрос…
– Честно тебе скажу, вот те крест, – он размашисто осенил себя крестом, – ничего подобного не знаю. Хотя тебя понимаю. Да, наш сюзерен спит и видит сделать Францию могучей. Ему претит, когда какой-нибудь чирей вдруг начинает воображать себя Монбланом.
Он подал епископу бокал с вином. Тот принял. Отпив, некоторое время помолчал, смакуя прекрасный напиток.
– Я все понимаю, – отметил епископ, – но зачем… так.
– Вашего брата иначе не уговоришь, – улыбнулся пэр.
Но, увидя, как посерьезнело лицо епископа, поднял руки.
– Прости мою шутку!
Наконец наступает минута прощания. Они еще долго рассыпаются в комплементах друг другу, в клятвах верности старой дружбе. Домой епископ приехал задумчивый, обдумывая разговор во время встречи.
– Похоже, он действительно ничего не знает, – вздохнул епископ.
Следующий визит к Симону де Нелю, коннетаблю Франции. Он не стал принимать его в присутственном месте, а пригласил в свой загородный дом в Фонтенбло, который был построен недавно и резко отличался от собратьев большими сводчатыми окнами с фигурными переплетами, окрашенными в темно-коричневый цвет, что весьма выразительно смотрелось на белом фоне. Вход в здание оформлен порталом с козырьком на колоннах.
Хозяином оказался моложавый человек, одетый в малиновый бархатный камзол с большим воротом, украшенный белоснежными кружевами. Взгляд умный, внимательный, присущий людям, желающими услужить. «Король понимает толк в людях», – отметил про себя епископ, представляясь.
– Для меня большая честь, господин прелат, принять у себя столь знатную особу. Я готов оказать посильное участие в решении беспокоящего вас, ваша честь, вопроса. А пока… – и жестом пригласил за богато сервированный стол.
И опять епископ отметил про себя, что тот умеет обольщать не льстя.
– Позвольте! – он взял графин и налил гостю в бокал золотистого вина.
В нос ударил приятный запах.
– За вас, господин прелат! – коннетабль чуть прикоснулся к бокалу.
Епископ, сделав несколько глотков, оторвал бокал от губ.
– Прекрасное, Симон, у вас вино, – он сделал еще несколько глотков и поставил бокал.
– Благодарю вас, господин прелат.
– Зови меня просто Море. Так чем сейчас живет Париж? – голос епископа прозвучал обыденным тоном, относя вопрос к банальному началу разговора. Де Нель посмотрел на него серьезным, проникающим взглядом, точно хотел выудить из него утаенный, но мучивший того вопрос. То ли Море не понял его взгляда, то ли прикинулся этаким безразличным человеком, но он как-то погасил в себе то ожидание, которое породил своим же простым вопросом.
– Жизнь в Париже почти не меняется. Живя и крутясь в этом столичном омуте, вряд ли замечаешь его течение, – ответил Симон таким тоном, каком бы докладывал на заседаниях королю. Его румяное лицо не выражало никаких эмоций. – Все кажется обыденным, мелким и в конце концов никчемным.
– Суета сует, – вздохнул Море.
– Да, так что же вас интересует, святой отец?
Епископ провел короткими толстыми пальцами по подряхлевшим отвисшим щекам, как бы смахивая осевшую на них паутину накопившихся жизненных проблем, и ответил одним словом: