Таинственный след
Шрифт:
Во время войны мы, подпольщики, подвергались постоянной опасности. И когда наше положение становилось особенно безвыходным, мы уходили в леса, и они давали нам приют, оберегали нас. А сколько беженцев перевидали эти леса! В трудные для человека дни я заметил: его почему-то неодолимо притягивает к себе родная земля. Я часто задумывался над этим и часто спрашивал себя: «И что же за сила у этой земли? Много на свете прекрасных мест, но нет нигде дороже родных полей и лесов, родного неба и солнца, даже ветра, дождя и бури. Человек всегда стремится на свою родину. Даже умирая, он хочет, чтобы его укрыла своя земля». Я думал тогда: останусь жив, разберусь во всем, открою этот секрет земли. Моя машина пробежала уже сто тысяч километров, а мне все хочется ездить, ездить. Удивительно преображается наша земля. Проеду, допустим, сегодня по этой дороге, а возвращаюсь назавтра и вижу что-то новое. И все сильнее люблю я свой край и никак не могу налюбоваться им.
Когда мы отъехали от Киева на порядочное расстояние, за руль сел Кали. Мы с Алексеем Васильевичем устроились на заднем сиденье, усевшись поудобнее, он повернулся ко мне, улыбнулся своей доброй улыбкой и проговорил:
— Пусть вас не удивляет такое начало нашей беседы. Может показаться, что все мои рассуждения ровным счетом не имеют никакого отношения ни к Ирине, ни к тому, о чем я хочу вам рассказать. Но это не так. Человек, который не умеет любить свою землю, не сумеет в трудную пору и защитить ее. Война преподала мне на этот счет немало суровых уроков. Такие люди при случае легко становятся изменниками, предателями. Наша Ирина тоже стала жертвой подобных людишек. Слушайте, я расскажу вам, как все это было.
...Конец сентября в ту пору был дождливым. Облака с утра затягивали небо, а к вечеру обычно хлестал холодный ливень. Как-то уже за полночь мы сидели с Дмитрием в хате и слушали надоедливый шум дождя. На душе было тоскливо. Дмитрий уронил голову на подоконник, сгорбился, сник. На него жалко было смотреть. Вдруг он поднялся и хриплым, клокочущим голосом спросил:
— Алексей, что будем делать?
Дмитрий уже не раз задавал мне этот вопрос. Он был на несколько лет моложе меня, горячий, неуравновешенный. Перед войной Дмитрий учился в Киевском государственном университете и, когда немецкие войска подошли к городу, вместе со своими товарищами остался оборонять его. Киев пал, начались массовые казни, и он укрылся в деревне. Я тоже пришел в село Козино. Тут мы с ним и встретились. Эта встреча не принесла радости ни мне, ни ему. Оба молчали в тот вечер и думали об одном и том же: что делать нам, как быть дальше? Поэтому вопрос Дмитрия не был для меня неожиданным.
— А сам ты как думаешь? — сказал я.
— Что нам раздумывать? — вспылил Дмитрий, зло ударил кулаком по столу и болезненно скривился. — Ты поступай, как знаешь, а я завтра же убью какого-нибудь полицая, заберу оружие и уйду в лес.
— А потом?
— Буду воевать.
— Один, что ли?
— Да, один, — Дмитрий раскраснелся, глаза его заблестели. — Чем так сидеть и прятаться, лучше уж умереть!
— Смерть от нас не убежит. В этом деле спешить не следует. Если мы и вздумали бы бегать от нее, она все равно нас в свое время нагонит. Давай лучше подумаем, как вместе, группой или отрядом, собраться. Вот это было бы дело. Что, если в Киев пробраться?
— В Киев? — спросил Дмитрий. — Зачем?
— Чему ты удивляешься? Студенты, пожалуй, не все ушли из города. Может быть, кто и на подпольной работе оставлен. Надо разыскать нужных нам людей.
— А они нам поверят? — Дмитрий испытывающе посмотрел на меня. — Откроют тайну?
— Если не поверят, — твердо сказал я, — значит, ты был плохим комсомольцем, ненадежным товарищем. Тогда лучше сиди в деревне и никуда носа не высовывай.
— Нет уж, дудки, — Дмитрий сорвался с лавки и стал прохаживаться по избе. — Я сумею доказать, какой я есть в действительности. Посоветуй, что делать, и мы можем двинуться в Киев хоть сейчас.
Сказать вам правду, у меня не было никакой надежды на то, что Дмитрий сможет связаться с кем-нибудь в Киеве. Но к тому времени я уже знал, что мой хороший знакомый Александр Дубров находится в Дарнице, в лагере военнопленных. Человек он военный, член партии. Если его освободить, то он поможет организовать отряд, командовать им. В то время нам казалось, что воевать умеют только военные, и каждый солдат представлялся нам полководцем. Словом, прежде чем ехать в Киев, мне надо было побывать в Дарнице и подробнее разузнать об Александре Дуброве. Дмитрий стоял и ждал моего ответа.
— Если не возражаешь, можем выезжать завтра, — сказал я Дмитрию.
— Вот и хорошо, — обрадовался он и тут же начал укладывать вещи.
Но поехать в Киев нам не удалось ни завтра, ни послезавтра. За окнами послышались выстрелы, на улице поднялась суматоха. Мы выскочили во двор, кругом густая темень, проливной дождь. Выстрелы неожиданно стихли, и село снова замерло.
— Кто это мог быть? — думал я про себя.
Мы вошли в дом, молча расселись по углам. Дмитрий убавил свет в лампе, стало совсем темно. И тут за дверью послышался какой-то шум. Мы замерли в ожидании. Кто-то робко поцарапал по двери, мне почудился шепот и стон. Дмитрий вскочил и подошел к порогу.
— Кто там? — тихо спросил Дмитрий, но ответа не последовало.
— Открывай, — приказал я ему, — скорее открывай!
Открыли дверь и у порога в дождевой луже увидели человека, скрючившегося в жалкий комочек. Мы подняли его, перенесли на мою кровать. Прибавили огня в лампе и тут разглядели, что перед нами девушка, совсем молоденькая, лет восемнадцати. Я быстро снял с нее промокшую насквозь одежду, разбитые грязные сапоги, пощупал пульс, Дмитрий заметил на белой кофточке бурое пятно крови. Ранена. Пуля задела бок, повредила ребро. Я быстро обработал рану, наложил повязку. Девушка оставалась без сознания. По ее изможденному, усталому лицу можно было заключить, что она прошла большую и трудную дорогу, прежде чем оказаться у нас. Только часа через два она стала постепенно приходить в себя. Открыла глаза, застонала и снова опустила веки. Потом осторожно, из-под ресниц, оглядела нас, резко приподняла голову и спросила:
— Где я нахожусь? — руки девушки скользнули за спину. Мы поняли, что она приняла нас за врагов и ищет свое оружие. Но пистолет Дмитрий взял у нее еще тогда, когда мы внесли ее в хату. Он тогда же почистил оружие и оставил при себе.
— Не ищите, — сказал Дмитрий, вынул из кармана пистолет и передал ей. — Можете проверить: патроны все целы.
— Кто вы такие? — строго спросила девушка, когда пистолет оказался у нее в руках.
— Люди, обыкновенные люди, — Дмитрий пожал плечами и зачем-то протянул к ней руки ладонями кверху.
— Не сомневаюсь в этом. — Девушка проворно спрятала оружие под одеяло, уронила голову на подушку и закрыла глаза. Дышала она тяжело и прерывисто. Потом она прошептала:
— Спасибо вам...
Шли дни за днями, а мы никак не могли собраться в Киев. Дмитрий волновался, хотя и старался скрыть это. Но я видел, что его тяготит бездействие и неопределенность нашего положения. Но что нам оставалось делать? Не бросать же раненого человека без присмотра и помощи? Кругом немцы, полицаи, да и шпиков приходилось опасаться. Потом я нужен был и как врач. Дмитрий видел, как складывались дела, и, казалось, примирился с создавшейся обстановкой.