Таинство детства. Беседы известного духовника с родителями

Беседы вели Илья и Марина Гриц

Нет дела более трудного, чем воспитание ребенка, – об этом знает, наверное, каждый. Воспитание же в ребенке христианина в сегодняшнем мире, давно утратившем христианские черты, кажется, требует столько труда, что успех в этом начинании можно приравнять уже поистине к дару свыше. О таком даре мы говорим, что он дается незаслуженно и посылается извне. Однако суметь принять его значит помочь ему открыться изнутри. Его нужно окликнуть и разбудить. Свет Христов просвещает всякого человека, грядущего в мир, но разве всякому удается с ним встретиться? Узнать этот свет способен лишь тот, кто сам открыл его в своей глубине, тот, кто умеет им делиться. Призвание христианского воспитателя начинается с того, чтобы разглядеть, почувствовать Христа в ребенке. Для такого воспитания нужно быть зрячим самому и научиться передавать этот дар другому. Эта задача может показаться непосильной, но, по сути, она куда легче, чем мы думаем. Ибо иго Мое благо, и бремя Мое легко (Мф. 11: 30).

Удача книги отца Виктора Мамонтова именно в том и заключается, что она помогает нести то благое, легкое бремя, которое налагает на нас присутствие Христово. Такое присутствие открывается сознательной вере, созревающей в ребенке. Веру следует бережно, осторожно, иной раз «в поте лица» выращивать, сознавая при этом, что она дается нам просто так, что она живет с нами от начала, со дня творения. Есть полезные книги, которые хорошо учат, как следует воспитывать детей. По правде говоря, мне думается, что неторопливая беседа отца Виктора о воспитании лишь отчасти принадлежит к категории полезных книг. Она учит – если учит – прежде всего доверию к тому, что заложено во всяком человеке, и к тому, что надо лишь разбудить, я бы сказал, проявить в нем. Однако никакой истины нельзя проявить, если не хранить в себе «негатива» этой истины, оставшейся где-то за порогом нашей памяти, в довзрослом, забытом мире. Разве не в том заключается первая из задач христианского воспитателя, чтобы прежде всего вернуться к ребенку в себе самом? Истинно говорю вам, если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное (Мф. 18: 3). Иисус говорит: подлинное, царственное детство – не позади, а всегда впереди вас. И называется оно святостью. Известно, что многие святые находили свой особый, им ведомый язык общения с детьми (здесь на память приходит преподобный Серафим) и чувствовали себя легко и свободно только в их обществе. Да, по сути, все воспитание не состоит ли прежде всего в этом «обращении» в детство Христово или в святость? Если не обратитесь, не узнаете подлинную радость Благой Вести. Путь к этой радости следует искать уже с первых лет жизни. Беседа отца Виктора – и мягким тоном своим, и всем смыслом – служит не столько добрым советом, сколько пробуждению добрых, детских, Христовых чувств в самом воспитателе.

Наш мир стремительно повзрослел за последнее время, и за пределами особо устроенных, отгороженных, перегороженных изнутри «архипелагов церковности» отнюдь не ищет, чтобы его кто-то воспитывал. При этом сегодня ничуть не меньше, чем вчера, он нуждается в том, чтобы его будили. Христианский воспитатель призван вернуть ребенка к его собственному подлинному детству. Или подвести его к той тайне, которая в нем заложена. Для этого самому воспитателю необходимо будет явить эту тайну в себе, заставить прислушаться к ней. Заставить, конечно, не силой авторитета, но убедительностью ее присутствия.

В этом смысле профессия православного священника становится, на мой взгляд, одной из самых «детских» профессий. Она несет свидетельство о той мудрости младенчества, которую мы утрачиваем уже в самые первые годы нашей жизни. Иногда к ней возвращаются уже на пороге старости. Она учит доверию к тому, что заложено в нас, доверию ко Христу, который входит в наше существование еще до того, как мы могли осознать Его. В нынешней жизни много всяких гуру, водителей, возбудителей толп, но слишком мало детей – не по возрасту, а по духу. Только человек, вернувшийся в себе к ребенку-Христу, вправе быть христианским воспитателем.

«Я не даю советы, – говорит отец Виктор, – я сею семена».

Решусь добавить: это семена детства. Конечно, семена Божии давно посеяны, но, чтобы взойти, им нужна добрая почва. Им нужна душа, чей слух открыт Слову и Духу, восприимчивая к той первозданной открытости мира Божьего, которая длится, поет, радуется в нас. Научиться «быть как дети» значит также обратиться к дару творения, который наполняет всякую тварь своим неслышным звучанием. Становясь взрослыми, мы забываем о нем.

Когда я читал книгу отца Виктора Мамонтова, я натолкнулся на одну запись в дневнике американского трапписта Томаса Мертона [1] . Этот текст совсем не о православном воспитании. Он взят совсем из иной, далекой реальности. И все же именно им мне вдруг захотелось завершить это коротенькое вступление. В нем есть какая-то догадка, к которой совершенно иным, доверительным путем подводит нас и книга отца Виктора.

«Однажды ночью Карл Барт [2] видел во сне Моцарта… Ему приснилось, что он назначен экзаменатором Моцарта по богословию. Барту хотелось проэкзаменовать его с максимальной снисходительностью, и он намеренно ограничил свои вопросы лишь мессами, которые Моцарт написал. Но Моцарт не ответил ни на один вопрос».

Мертон где-то услышал об этом и задумался. Каждое утро, говорит он, прежде чем приняться за свою догматику, Барт играл Моцарта. Может быть, бессознательно он хотел пробудить Моцарта, который где-то скрывался в нем самом. Барт говорил, что в музыке Моцарта ребенок, более того, божественный ребенок говорит с нами.

«Не робей, Карл Барт, – обращается к нему Мертон. – Хоть ты и стал великим богословом, Христос внутри тебя всегда остается ребенком. Твои книги, как и мои, значат гораздо меньше, чем мы с тобой думаем. Но есть внутри нас Моцарт, который спасет нас» [3] .

Одна моя подруга, мать трех замечательных девочек, сказала однажды: «Не люблю ходить на исповедь к священникам-монахам. Я поступаю так только в крайних случаях, когда поблизости нет „семейных” батюшек. Что могут знать о моих проблемах те, у кого не только детей, но даже семьи нет! Монахи, конечно, люди очень высокой, чистой веры, но они не соприкасаются с моими житейскими трудностями, поэтому между нами обычно стена».

После разговора прошло несколько лет. Однажды Дональд Марсден, большой друг нашей семьи, познакомился через нас с архимандритом Виктором. Знакомство так потрясло его, что он, американец и пресвитерианский пастор, стал постоянно искать встречи с православным священником из маленького латвийского городка. Через некоторое время Дональд предложил нам с мужем сделать книгу о воспитании детей в Церкви. Несмотря на некоторую, с моей точки зрения, неосуществимость идеи, муж сразу принял ее. У него к тому времени уже был накоплен родительский опыт, хотя, по его словам, не совсем удовлетворительный.

Работа продолжалась почти два года. Мы часто встречались с отцом Виктором, беседовали с ним. Многое было прожито, переосмыслено. Иногда за спиной «вырастали крылья» – таким радостным было прикосновение к тайне богообщения, к тайне замысла Божьего о человеке, к удивительному доверию Бога своим чадам. Но подчас приходилось очень трудно. Похоже на чтение Священного Писания: никогда не знаешь, чем кончится новое погружение в давно знакомый текст. Что для тебя сейчас приготовил Господь? Обрадует, ободрит, утешит – или обличит, снимая привычные маски либо шоры?

Впрочем, прямое обличение – не стиль отца Виктора. За все годы нашего знакомства я ни разу не услышала от него слов, иногда звучащих в храмах: «Это ты должна делать, а вот это – не должна». В сознании православного человека духовник часто понимается либо как копилка житейской мудрости, либо как передатчик Божественной воли. Отец Виктор никогда не позволяет себе даже намека на духовное насилие. Роль духовника он видит в том, чтобы побудить человека вступать в личные отношения с Господом, чтобы научиться слышать и ответственно исполнять Его волю.