Так было…(Тайны войны-2)
Шрифт:
Военные корабли обменялись салютом наций. Гул выстрелов раскатился по тихой гавани и замер в береговом тумане в невидимых скалах. «Принц Уэльский» прошел так близко, что президенту показалось, будто в сетке моросящего дождя он разглядел громоздкую фигуру Черчилля. Британский премьер стоял на главной палубе линейного корабля, окруженный большой, очень большой свитой.
В ожидании, когда Черчилль явится с официальным визитом, Рузвельт спустился к себе и каюту. Его сопровождал Эллиот, любимец отца. Прилетевший откуда-то с севера. Эллиот не успел толком поговорить с отцом — для него все это было полной неожиданностью. Эллиота экстренно вызвали из части в Арджентию будто бы по служебным делам. Он прилетел
Сейчас они сидели в каюте и обменивались семейными новостями. Однако вскоре президент перевел разговор на другое. Его волновала предстоящая встреча. Он говорил, словно проверяя свои мысли, репетируя переговоры с Черчиллем.
— Послушай, Эллиот, — сказал Рузвельт, — я вызвал тебя, чтобы на это время сделать своим адъютантом. Пригласил и Франклина. Мне нужны люди, которым я мог бы доверять целиком. Я вижу, ты уже получил эти регалии, — президент кивнул на аксельбанты адъютанта главкома, украшавшие китель сына.
— Да, отец, я готов сделать все, что необходимо. Но все это так неожиданно…
Эллиот понимал отца, знал, что в Белом доме его окружают люди, которые стремятся оказать давление на президента. Тот же Семнер Уэллес, связанный с могучей промышленной группой. Или… Да мало ли их роится вокруг отца, навязывая ему свое мнение в угоду самым различным, чаще всего низменным, интересам. Видно, отец затеял слишком серьезное дело, если он вызвал к себе сыновей, которым только и может довериться…
— Но скажи, отец, зачем такая таинственность? К чему это совещание на краю света? Какова его цель? — Эллиот забросал отца недоуменными вопросами.
— Пока эта таинственность нужна в интересах нашей собственной безопасности, — ответил Рузвельт. — А потом, когда встреча перестанет быть тайной, она поднимет дух населения британского острова. Ты же сам бывал в Англии и рассказывал мне, как тяжело англичане переживают войну…
— Да, но дух населения — это не все.
— Конечно, — ответил Рузвельт. — Моральная поддержка — это еще не все. Надо сделать еще кое-что, если мы сами не хотим оказаться под фашистскими бомбами или перед жерлами их пушек. Нужно подумать о совместной борьбе против Гитлера, о том, чтобы объединить наши силы — силы русских, англичан и американцев… Дай мне прикурить, Эллиот.
Эллиот подал отцу зажигалку. Президент продолжал:
— На совещании мы должны подумать о наших поставках в Европу. Черчилль интересуется, какую часть военных материалов мы намерены отдавать русским.
— Ну и что же?.
— Он заботится и о своих интересах, сомневается, что сопротивление русских может быть длительным… Вообще-то дело это сложное. Для меня ясно одно — русские сейчас представляют собой единственно реальную силу, которая противостоит Гитлеру. Черчилль это тоже хорошо понимает, но все же львиную долю наших поставок намерен забрать себе.
Рузвельт задумчиво следил за облачком табачного дыма.
— За эти полтора месяца Гитлер добился серьезных успехов в России, — сказал он. — Русские непрерывно отступают. И все же Гарри Гопкинс считает, что наша политика в Европе оправдалась. Мы укрепляем там свои позиции. В войне с Россией Гитлер обессиливает себя. Тем более мы должны поддерживать русских. Даже с точки зрения самосохранения. Но Черчилль при всем этом рассчитывает еще и на нашу помощь. Поверь мне, — президент усмехнулся, — британский премьер начнет переговоры с того, что потребует от нас немедленно объявить войну нацистам.
— Но разве это нам выгодно? — спросил Эллиот.
— Как тебе сказать. Есть еще одно обстоятельство, которое надо иметь в виду. Англия и Германия уже давно прибрали к рукам всю мировую торговлю. Это не слишком-то устраивает наших бизнесменов. Не так ли? Особенно если учесть, что обе эти страны стремятся вытеснить нас с мировых рынков. Что же мы должны делать сейчас, когда на карту поставлена судьба Британской империи? Я говорю с тобой откровенно. Кто же не воспользуется выгодной ситуацией. Я скажу англичанам, что мы не намерены оставаться просто добрым американским дядюшкой, к которому можно обратиться в затруднительном положении, а потом забыть о его существовании.
— Я не совсем тебя понимаю, отец, — сказал Эллиот, пытаясь вникнуть в ход мыслей отца.
Президент усмехнулся:
— Ты слишком наивен, мой мальчик. Я оставляю в стороне мою неприязнь к фашизму. Мне ненавистен Гитлер, но я должен думать еще о деловых кругах Соединенных Штатов. Как президент Америки, я должен буду предупредить Черчилля, что мы не станем помогать Англии только ради того, чтобы она, как прежде, монопольно владела колониями.
Британский премьер-министр Уинстон Черчилль явился на «Аугусту» с официальным визитом часа через два после того, как «Принц Уэльский» стал на якоре в бухте Арджентии. Черчилль поднялся по парадному трапу в сопровождении обширной свиты. Его окружали начальники имперских штабов, советники, многочисленные чиновники министерства информации. Рузвельт с помощью сына поднялся на палубу встретить гостя. Но, диковинное дело, официальные представители британского министерства информации явились на линкор «Аугуста» увешанные с ног до головы фото-и киноаппаратами, с блокнотами и портативными пишущими манишками. Эллиот кое-кого из них узнал — это были корреспонденты лондонских газет. Они немедленно приступили к работе: брали интервью, фотографировали, заводили пружины съемочных аппаратов, устанавливали треноги, торопливо записывали первые впечатления. Рузвельт поморщился — премьер обманул его, привез с собой целый сонм газетных репортеров. Разве можно сохранить теперь в секрете предстоящую встречу. Ясно, Черчилль не намерен делать тайны из переговоров, не хочет считаться с обстановкой в Штатах и намерен обострить отношения. Америки с Германией. Спрашивается, зачем надо было придумывать наивную историю с рыбной ловлей, таиться от американских корреспондентов? Раз так, надо немедленно исправлять положение. Рузвельт шепотом поручил Эллиоту вызвать срочно американских газетчиков. С прессой никогда не следует ссориться.
Тем временем Уинстон Черчилль как ни в чем не бывало, радушно пожимал руку президенту, вспоминал о последней встрече — лет двадцать тому назад, улыбался, спрашивал о здоровье, произносил обычные и малозначащие фразы, приличествующие дипломатической встрече.
Вскоре премьер и президент удалились. Выполнив распоряжение отца, Эллиот заглянул в каюту. Отец и Черчилль сидели за столом и мягко препирались.
— Вы поймите меня, Франклин, — наклонившись через стол, говорил Черчилль. Наедине каждый позволял себе такую вольность, называть другого по имени. — Поймите меня. Американский народ решительно настроен в пользу Британии. Он готов вступить в борьбу. Дело за вами.
— Верно. Я не хуже вас, Уинстон, знаю настроения американского народа, — ответил Рузвельт. — Но в Штатах есть и другие силы. С ними нельзя не считаться…
Черчилль принялся развивать свою идею, убеждал Рузвельта, что именно сейчас, и не позже, Соединенные Штаты должны вступить в войну. Рузвельт незаметно переглянулся с сыном. Он будто хотел сказать Эллиоту: «Ну что, говорил и тебе!..»
— Для вас единственный выход — теперь же вступить в войну на нашей стороне, — продолжал убеждать Черчилль. — Если вы не сделаете этого, мы, конечно, погибнем, но тогда Гитлер первый нанесет вам удар. Этот удар может оказаться для вас последним.