Так было…(Тайны войны-2)
Шрифт:
Груня не успела выложить все новости, когда в каморку зашел герр Мюллер и велел Андрею собираться. Поедет в деревню. Надо там поработать. Андрей перевел. Груня засияла от счастья. Вот здорово!
Две недели в деревне прошли быстро. Андрей возил навоз, носил парниковые рамы, чистил хлев, копался на огороде. Он рее время находился на воздухе, и это здорово его укрепило. В мастерскую в Панков приехали вместе с Груней. Мюллер настоял, чтобы Герда выполнила обещание. Он сам приехал за ними на своем «пикапе». В основном-то герр Мюллер был доволен своим работником.
На троицу случилось
Груня совсем и не обиделась. Верно, что-нибудь сердечное… Она еще в эшелоне приметила, что докторша украдкой поглядывает на дядю Андрея…
Когда остались вдвоем на скамейке под тенью лип, которые уже покрылись нежно-зеленой листвой, Галина сказала:
— Я давно хотела вас встретить, Андрей. Мне нужен совет. Послушайте…
Она рассказывала, комкая в руках платочек. Смотрела на Андрея такими ясными, чистыми глазами. В них было что-то новое, чего не замечал раньше Андрей, — какая-то суровость и теплота, словно отблеск огня, горевшего глубоко в душе. А на лице ни единой морщинки, будто оно из живого мрамора. Живая камея… Косы венком лежат вокруг головы — точно так же она носила их в госпитале. Только глаза другие. Андрей слушал ее, опершись руками о колена.
Галина живет в Ораниенбурге. Это недалеко, почти в пригороде Берлина. Там несколько лагерей иностранных рабочих, в большинстве там русские, но есть и бельгийцы, французы, чехи. Они работают на авиационных заводах Хейнкеля, на Металл-бау, на химическом комбинате. Условия страшные. Много больных, истощенных, дистрофиков. Трудно представить, как они ходят, не то что работают. Галина обслуживает эти лагеря, бывает в них. Медикаментов, конечно, почти никаких. Единственно, что она может сделать, — дать освобождение на день-два, иногда на неделю, Но многих угнетает не так подневольный труд, голод, как то, что они должны работать на Гитлера. Это действительно страшно. Галина разговаривала не с одним. Они хотят что-то сделать, ищут выхода, готовы бороться, им надо помочь. Есть очень надежные. Конечно, есть и другие, потерявшие себя люди. Им все безразлично. Невероятно, как на людей может повлиять голод. Их следовало бы поддержать, подбодрить. А сейчас просто жалко смотреть.
Галина говорила тихо, бросая взгляд на пустынные дорожки сквера. Поодаль на скамейке, подставив лицо солнцу и свету, сидела Груня. Ей уже стало скучно там сидеть, и она то и дело посматривала в их сторону. Андрей спросил:
— Все это верно, но есть ли абсолютно надежные люди, на которых можно целиком положиться? Это очень серьезно, Галя.
— Да, да! Серьезно. И опасно. Я знаю… Но, товарищ Воронцов, нельзя же иначе! Нельзя. Какие же мы патриоты, какие мы русские, если будем жить так… Ну, как бы вам сказать… Просто — чтобы выжить. — Девушка порывисто протянула руку, положила ее на колено Андрея. Смутилась собственной вольности и отняла ее. — Вы понимаете
Андрею передалось волнение девушки. Это же его собственные мысли! Не о том ли он думал ночами, устремив глаза в невидимый потолок. Пусть невольно, но и он превратился только в свидетеля, в рака-отшельника. Таким он никогда не был. Галина права.
Девушка рассказала — они уже кое-что делают. Сколотилась небольшая группа. Даже написали листовку — карандашом на обрывках бумаги. Может быть, всего десяток экземпляров, Но как читали ее, как поднялось у людей настроение! И никто не узнал. Никто! Передавали из рук в руки. Там всего-то было несколько слов. Галина прочитала на память: «Товарищи! Храните честь нашей Советской Родины. Смерть фашистским захватчикам! Боритесь, товарищи!»
— Вы знаете, что больше всего взволновало людей? Обращение — товарищи. Они давно не слышали этого слова. Оно сплачивает, поднимает. Это замечательное, гордое слово!
— Будьте осторожны, — еще раз предостерег Андрей. — С кем вы имеете дело?
— Прежде всего с Калиниченко. Он был партийным работником на Украине. Потом Санчаров — краснодеревщик. Работает в столярном цехе на авиационном заводе Хейнкеля.
Галина назвала еще несколько фамилий. Андрей не знал никого.
— Недавно я познакомилась еще с Садковым. — Галина решила, что Воронцов должен знать всё, абсолютно всё. — Он инженер-химик из Праги. Его отец выходец из России… Константин Садков. Оставляет впечатление честного человека. Знает немецкий и французский языки. Он может быть очень полезным.
— Отец его эмигрант? — спросил Андрей.
— Да. Они уехали из России во время революции. Садков и не скрывает этого. Тогда он был совсем маленьким.
— А стоит ли с ним связываться? Кто его знает, что он за человек.
— Вы неправы, Андрей, — возразила Галина. — Нельзя отталкивать человека только потому, что у него плохая биография. Я ему верю.
Груня совсем уже потеряла терпение — вот уж не наговорятся. Крикнула им:
— Скоро вы там?.. Пошли погуляем.
Поднялись со скамьи, пошли вдоль сквера к кирпичной ратуше, свернули к железной дороге. Андрей обещал показать, где пуговичная мастерская Мюллера. Может быть, пригодится. Галина тоже рассказала, как ее найти. В Ораниенбурге, недалеко от вокзала — всего минут пять ходу. Условились, что в следующее воскресенье они встретятся снова на том же месте. Галине проще приехать, а в другой раз, может, удастся Андрею съездить в Ораниенбург. Вместе с Груней.
— Конечно, если соблаговолит разрешить господин Мюллер, — усмехнулся Андрей.
Их сбросили в радомских лесах у партизан, а дальше они должны были ехать поездом. Все бы обошлось благополучно, если бы не сдрейфил Гуго, белесый парень из Веймара. Он здорово заволновался, когда проводник объявил, что на старой границе будет проверка. Ну и черт бы с ней, тем более что проводник добавил — вещи можно не выносить, дальше поедут в том же вагоне.
Солдаты-отпускники, набившиеся во все купе, недовольно ворчали: