Так было. Размышления о минувшем
Шрифт:
Мы объехали город. Как и всюду за рубежом, богатство соседствовало с бедностью. Меня удивила тут одна мелочь – разновидность общественного транспорта: по улице пара лошадей тянула фургон, на котором с двух сторон сидели спиной друг к другу люди, свесив ноги.
Было много магазинов и ресторанов, даже попался один с указанием на вывеске армянской фамилии владельца. Позже, когда мы с Хрущевым были в Харбине, он обратил внимание на эту фамилию, пошутив: «Ты смотри, куда армяне добрались!» В тот же день мы с ним прибыли в Порт-Артур, и у береговой батареи нас встретил молодой красивый офицер, который закончил свой рапорт так: «Докладывает капитан Карапетян». Мы дружно рассмеялись.
К середине октября 1945 г. я вернулся в Москву. И теперь Дальний Восток показался мне не таким уж и дальним…
Стараясь исполнить просьбу Сталина сообщать обо всем увиденном подробно, я тогда несколько увлекался, а потом думал: наверное, завтра получу от него телеграмму: зачем пишешь о таких мелочах? Но замечаний не поступило.
Спустя почти тридцать лет, читая эту переписку, я с благодарностью думаю о том, что Сталин смотрел дальше, чем я. Видимо, ничто не может заменить информацию, написанную очевидцем с места событий.
Глава
40 экономические переговоры с союзниками в 1945–1947 гг
Еще перед Ялтинской конференцией, когда мы готовились к ней, я настойчиво выдвигал перед Сталиным необходимость получения кредита от американцев для послевоенного восстановления нашей экономики. До этого был у меня на приеме посол США Гарриман, который сам затронул тему кредита со стороны США на поставку нам материалов и оборудования после окончания военных действий.
Я доложил Сталину, сказав, что за эту мысль нам стоит ухватиться. Может быть, только не 1 млрд, как предлагал Гарриман, а попросить 2 млрд долларов. Имея в виду, что к тому времени будут поступать репарации от немцев, я считал, что нам будет достаточно этого для восстановления разрушенного хозяйства на первые четыре-пять лет после войны. Сталин сперва сомневался, насколько выгоден этот кредит нам (Гарриман предложил низкий процент – около 3 % и, кажется, на 30 лет). Стал интересоваться, приемлем ли процент по кредиту, сколько будем платить? В общем, предложил разобраться во всех сторонах этого дела. Я обосновал, привел сравнения с другими займами, предоставленными нам другими странами. Доказывал, что процент по кредиту вполне приемлемый.
Неожиданно для меня при обсуждении этого вопроса Вознесенский выступил против получения займов и кредитов под проценты. Он рассуждал примерно так: мы получим, скажем, кредит в 2 млрд долларов из 3 % годовых. Значит, 90 % от суммы займа дополнительно мы должны будем вернуть после его использования, то есть почти двойную сумму платить против того, что получим. Это невыгодно, это кабала.
Я удивился, особенно потому, что Вознесенский был грамотным, образованным экономистом. Неужели я должен был ему доказывать, что получение кредитов дает огромный выигрыш во времени. Да и 3 % окупятся для нас быстро. Ведь не случайно все правительства и компании с удовольствием берут займы и идут на больший процент, платят не 3 %, а 5 и 6 %, потому что они развиваются и обогащаются благодаря этим займам, получают больше, чем выплачивают.
Видно было, что и Сталин был несколько удивлен этим неожиданным выступлением Вознесенского. Он призадумался: против Вознесенского не выступил, но и не поддержал его. Как мне помнится, Вознесенский затем писал письмо на имя Сталина с объяснением своего выступления против кредита от американцев.
Сталин неожиданно сказал: «Если кредит брать у американцев, то почему 2 млрд долларов? Это мало, надо просить 6 млрд долларов».
Я возразил: «Товарищ Сталин, сейчас они этих условий не примут. Американцы предлагают 1 млрд долларов, я предлагаю 2 млрд потому, что мы можем спуститься до 1 млрд долларов, если не пройдет большая сумма. Но выступить с 6 млрд долларов – это нереально, ясно, что такого кредита мы сейчас не получим».
Сталин настаивал на своем. Я сообщил Гарриману о его цифре, и, конечно, ничего из этого не вышло.
Позже, перед поездкой в Ялту, я предложил Сталину в разговоре с Рузвельтом выдвинуть предложение о кредите в 6 млрд долларов. Именно с Рузвельтом говорить, учитывая, что отношения с Америкой у нас хорошие и личная встреча благоприятное условие для решения вопроса. Сталин согласился.
Я поднял также вопрос о репарациях с Германии. Речь шла о том, чтобы потребовать 20 млрд долларов, из них 10 млрд долларов – Советскому Союзу. Сталин с этим также согласился.
На Ялтинской конференции были только Молотов и Берия. Переговоры вели Сталин и Молотов. Берия же занимался вопросами организации охраны и выполнял отдельные поручения. Когда они вернулись из Ялты, Молотов сказал, что ни о кредите, ни о репарациях Сталин вопроса не поднимал.
Вместе с тем, когда с Ялтинской конференции прибыл в Москву Государственный секретарь США Стеттиниус, в беседах в Москве он сам настаивал на том, чтобы репарации с Германии требовать на всю названную сумму и, кроме того, чтобы несколько миллионов немцев в течение пяти-шести лет работали над восстановлением нашей экономики. И другие американские деятели считали это вполне законным и реальным.
Занимаясь вопросами экономики и хорошо зная наши потребности внутри страны, я понимал, что послевоенных экспортных ресурсов у нас будет крайне мало ввиду разорения хозяйства и огромных потребностей внутри страны, поэтому без больших кредитов развивать внешнюю торговлю и иметь большой импорт, так необходимый нам, нельзя.
Американцы также понимали, что мы нуждаемся в кредитах, и они хотели это использовать для решения других, интересующих их вопросов, на выгодных условиях связывая их с кредитом. 21 февраля 1946 г. американцы обратились с официальной нотой к Советскому Союзу, в которой предлагалось, чтобы в переговоры о кредитах США Советскому Союзу включить также большой круг других экономических вопросов.
Это было нам невыгодно, ибо они хотели за кредиты под нажимом получить от нас уступки по другим вопросам, к решению которых мы были не готовы. Поэтому 15 марта в ответной советской ноте американцам мы давали согласие вступить в переговоры по трем вопросам, которые были в предложениях американцев: 1) о сумме и условиях государственного долгосрочного кредита; 2) о заключении торгового соглашения; 3) о расширении мировой торговли и занятости и вопросы ленд-лизовских поставок.
Если в первых двух вопросах мы имели прямой интерес, то в третьем – нет, но уйти от него нельзя было: США не могли бы пойти на большие кредиты, если бы не были урегулированы вопросы ленд-лиза. Естественно, поскольку война кончилась, надо было иметь соглашение по этому вопросу.
Мы не имели в виду каких-либо серьезных платежей по ленд-лизу, речь шла о символических суммах. По договорам мы не были обязаны платить за поставки, кроме возврата за товары, которые оставались после военных действий. Американцы сами знали, что много мы платить не сможем. Они предполагали, что мы, получив кредит, какую-то сумму, возможно в рассрочку, выплатим по соглашениям, аналогичным тем, которые США заключили с Великобританией. Вместе с тем правительство СССР выражало готовность обсудить и другие предложенные американцами вопросы после того, как будет решен главный – о кредитах и торговле.